Последние отзывы

  36  

— Я верую!— шептала Маргарита торжественно.— Я верую! Что-то произойдет! Не может не произойти, потому что за что же, в самом деле, мне послана пожизненная мука? Сознаюсь в том, что я лгала и обманывала и жила тайной жизнью, скрытой от людей, но все же нельзя за это наказывать так жестоко. Что-то случится непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно».

 - Да-да! - прошептала я, поднимая глаза от книги. - Именно, что-то должно произойти! Не может же так продолжаться!

 «Маргарита крепче зажала в руке коробку и продолжала:     

 - Нет, погодите... Я знаю, на что иду. Но иду на все из-за него, потому что ни на что в мире больше надежды у меня нет. Но я хочу вам сказать, что, если вы меня погубите, вам будет стыдно! Да, стыдно! Я погибаю из-за любви!— и, стукнув себя в грудь, Маргарита глянула на солнце.

 ...— Согласна на все, согласна проделать эту комедию с натиранием мазью, согласна идти к черту на куличики...»

— Боже мой!— прошептала я, прижимая холодные ладони к пылающим щекам.— Как мне страшно! Маргарита без раздумий согласилась на все ради любимого! А я? На что пойду я, чтобы вернуть Грега? Или уж лучше плыть по течению и просто ждать, не предпринимая никаких попыток? Но я так не могу!

 «- Итак, Марго,— продолжал Воланд, смягчая свой голос, - чего вы хотите за то, что сегодня вы были у меня хозяйкой? Чего желаете за то, что провели этот бал нагой? Во что цените ваше колено? Каковы убытки от моих гостей, которых вы сейчас наименовали висельниками? Говорите! И теперь уж говорите без стеснения: ибо предложил я».

 Когда я прочитала эти слова, то у меня похолодело сердце. Мне казалось, что они обращены ко мне.

— Верните мне моего любимого, мессир!— прошептала я.— Верните Грега!

 И вдруг ясно поняла, что никогда, никогда и ни за что не продам душу дьяволу. Это было сильнее меня. Не продам даже за то, чтобы вернуть Грега. Жизнь— да! Отдала бы, но только не душу. И это осознание вызвало такой шок, что у меня началась самая настоящая истерика. Я отбросила книгу, упала на диван и бурно разрыдалась. Когда устала плакать, то замерла в каком-то оцепенении.

 Не знаю, сколько я находилась в таком состоянии. Вывел меня из него звонок домофона. Правда, я не сразу его услышала. Однако он через какое-то время повторился. Я взяла себя в руки, вытерла мокрое лицо и ответила. Консьерж сообщил, что ко мне гости.

— Я никого не жду!— торопливо ответила я.

—  Но эта женщина уверяет, что она ваша мать,— произнес он с явным недоумением в голосе.

— Ах да,— постаралась я говорить как можно спокойнее,— скажите, что я уже иду.             

 Ее появление без какого-либо предупреждения удивило. Тем более мама никогда не была у нас в гостях, что, впрочем, и понятно. Но сейчас, в отсутствие Грега, я могла ее пригласить. Однако это отчего-то оказалось выше моих сил. Видимо, я воспринимала нашу квартиру словно какой-то храм, храм нашей любви, и присутствие кого бы то ни было из посторонних казалось мне неуместным. Даже родной матери. Я быстро умылась и выглянула в окно. На улице потеплело, но было пасмурно и сыро. Я оделась и покинула квартиру. У меня слегка кружилась голова и неудивительно— я столько времени провела взаперти.

 Мама медленно прохаживалась вдоль дома, опустив голову, и явно о чем-то размышляла. Ее вид вдруг поразил меня, я словно в первый раз ее увидела: давно вышедшее из моды драповое пальто, короткие тупоносые сапоги практически без каблуков, плохо прокрашенные, торчащие в разные стороны волосы с остатками химической завивки. Все это выглядело жалко. Мама решила, видимо, для меня принарядиться и повязала на шею яркий цветастый шарфик. Но он лишь усугублял общее впечатление неухоженности, отсутствия вкуса и скудости средств. В жизни не забуду того стыда, который охватил меня. Впервые мне было стыдно не за внешний вид матери, а за себя. Как я могла быть такой равнодушной к ней и к тому, что происходит в ее жизни?! Как я могла, имея достаточно средств, позволить ей ходить в таком запушенном виде? А ведь я— ее единственная дочь, и мой святой долг поддерживать маму во всем и помогать, если у меня появилась такая возможность. Какую зарплату она могла получать, работая акушеркой, пусть и в частном роддоме? А у отца, видимо, стеснялась просить! Мои щеки запылали от стыда. Я словно прозрела и поняла, как сильно люблю ее, что это родной мне человек и что другой матери у меня никогда не будет. Благодарю Бога, что он помог мне все увидеть и осознать. Я простила маму. Простила от всей души, потому что поняла— нами движут самые разные чувства и мы не вправе осуждать кого бы то ни было, а уж тем более родных нам людей. И нужно постараться понять, отчего произошло именно так. Могу точно сказать, что в тот миг я повзрослела, потому что научилась прощать. И даже отец со всеми своими амбициями, темным прошлым, неуемной «жаждой наживы», пристрастием к показухе увиделся мне не каким-то чудовищем, а просто обычным человеком с комплексами. В душе я примирилась и с ним.

  36