Особенно,... 
30 
– Саня, о каком долге идет речь?
– Так Виталька же в прошлом году разбился, а он мне деньги был должен…
– А при чем здесь эта девушка? Кстати, где она?
Через минуту Вероника уже выходила во двор, кутаясь в шубу и пытаясь раскурить сигарету. Руки ее дрожали. Пламя вспыхивало и тут же гасло, зажигалка наконец упала и провалилась в снег… Игорь взглядом попытался ободрить девушку, поднес зажигалку… Вероника была сильно напугана, боялась, как она потом скажет, перестрелки…
– Саша, – Распопов улыбнулся девушке, – познакомь меня с этой красавицей.
– Это Вероника.
– Ты друга своего еще помнишь? Чемоданова? Отдай Веронику, мы отпустим Чемоданова…
– Вадьку? Да без вопросов… Я только не понял, чего это ты из-за девки кипеж такой поднял, ночью прикатил…
– А тебе и не надо ничего понимать.
– И чего это вам Вероника понадобилась?
– Ты больно много пьешь, Саша, и болтаешь много. Ты про Чемоданова все понял?
– Да это не он Машку порезал… Ты бы его и так отпустил.
– Может, и отпустил бы, а может, и нет… С девушкой все?
– Говорю же: без вопросов. – Милютин повернулся к Веронике: – Бай-бай, Вероничка, нам очень будет тебя не хватать…
– Скотина, – тихо произнесла Вероника, шарахаясь в сторону, словно еще не веря в свое спасение. Она вообще не верила, что такое возможно…
– Тогда, мальчики, разъезжаемся… – приказал веселым мальчишеским голосом Распопов, повернулся к Шубину и пожал ему руку. – Если что, вот моя визитка, держи…
– Виктор, спасибо.
– И тебе спасибо. За мной должок был, теперь я с Димчарой в расчете… Ну, бывай!
– У нас здесь офис, приходи, пивка выпьем…
– Я не пью.
– Все равно приходи. И еще раз спасибо…
Все расселись по машинам, и вскоре двор опустел.
– Я ничего не понимаю… – услышал Шубин голос Вероники. – Это же Витя Распопов, мы его «Соляной кислотой» называем… Гроза всех местных сутенеров… Вот не знала, что у него дела с Саньком…
– Это их проблемы.
– Это же он, Распопов, Чемоданова в камеру бросил, помнишь, я тебе про подружку свою, Машку, рассказывала… Мы-то знаем, что Чемоданов ее не убивал, все знали, но его все равно взяли… Да уж, у них действительно там свои дела… И что мне теперь делать? Я даже не помню, как тебя звать… Наверное, мне надо тебе спасибо сказать.
– Скажи.
– Но целовать не буду, не проси. И вообще я теперь свободный человек?
– Да, можешь идти, куда хочешь.
– А если мне некуда идти?
– Я же тебе про комнату говорил… Пойдем, а то холодно… Сегодня переночуешь у меня, а завтра решим… И о работе поговорим, я же не просто так сказал… Я вообще, как ты сумела убедиться, слов на ветер не бросаю… А зовут меня Игорь. Игорь Шубин. И запомни, Альба, ты мне ничем не обязана. Захочешь – останешься у нас, нет – твое дело. Теперь у тебя есть выбор…
– Ты начал трезветь… Ладно, пошли. Я замерзла.
В комнате было тепло, Вероника сбросила с себя шубу, платье и в чулках забралась под одеяло, закрыла глаза, замерла. Шубин задумался: надевать пижаму или нет. Еще час тому назад он лежал в постели с проституткой Вероникой, сейчас же под одеялом лежала обычная девушка, которой просто негде было ночевать.
– Брось валять дурака, – вдруг услышал он, – раздевайся и ложись… Я согреюсь и тоже все сниму… Ну, иди же сюда, обними меня… Так как ты хотел меня называть?
– Альбой… Или Гойей.
– Понятно… Ты думаешь, я не читала Фейхтвангера?
10
Утром Василий готовил завтрак на кухне, когда услышал доносящиеся из приемной голоса и смех. Он помнил, что Шубин приводил ночью какую-то девицу, поэтому-то ему и пришлось ночевать в кабинете на диване. Так случилось, что форточку он забыл закрыть, а потому замерз, и всю ночь крепко проспал под двумя одеялами… Но оставалось еще ощущение чего-то забытого, упущенного, что непременно откроется уже совсем скоро, а потому, сгораемый любопытством, Василий, разлив кофе по чашкам (на всякий случай их было четыре: себе, Игорю, его подружке и Юле), с подносом вошел в приемную… Земцовой пока не было, за столом, предназначенным для секретаря, сидела прелестная девушка в полосатой, бело-голубой мужской сорочке, предположительно Шубина. Копна блестящих кудрей была небрежно сколота на макушке, открывая белую шейку, переходящую в нежное хрупкое тело, под рубашкой угадывалась полная грудь. Огромные темные глаза, бледные губы, впалые щечки. И где только он подцепил такую красотку, подумал Китаев о брате.
30 
