– Твоя мама всю жизнь посвятила тому, чтобы отделаться от вас. Что ж, по крайней мере, она достигла цели, – с грустью заметила подруга.
Я кивнула.
– Только это не сделало ее счастливой. Кажется, она все-таки бежала не от нас. А теперь мне так ее жалко, но дольше часа я просто не могу провести в ее обществе, – жаловалась я.
– Час? Это вообще не так плохо. Я со своей списываюсь по почте и встречаюсь по праздникам.
– Да, но она у тебя в Уфе! – возразила я. На Таганке Машка поселилась, когда вышла замуж за своего журналиста.
– Да, – усмехнулась она. – И ты не представляешь, как я ей благодарна. Жить в другом городе – это лучшее, что мы можем дать своим детям.
– Да-а, – опечалилась я. – А я прямо два раза в неделю наслаждаюсь материнской любовью. Просто «Последний герой», да и только.
– Так не езди! – предложила Машка.
Я задумалась. В принципе, меня никто не заставляет. У мамы нет никаких ресурсов, чтобы притаскивать меня к себе каждый вторник и четверг. Хотя бы вторник. Почему бы не бросить все к чертовой матери? Нет, я не смогу.
– Мне бы хотелось, чтобы ей стало как-то легче. Хотя бы на старости лет. Она всю жизнь несчастна. И всю жизнь из-за меня. Папа умер.
– Да-да, сочувствую.
– Если бы ты только знала, как мне его не хватает. И маме, наверное, тоже. Он думал, что она несчастна из-за него. Что, если он уйдет, ей будет легче. Но ей совсем не легче. Знаешь, она любит страдать. Да, я в последнее время это стала очень четко видеть.
– А что тебя удивляет? Это вполне по-нашему. У нас вся страна страдает. Что тут странного?
– Мне – странно. Ведь есть счастье. Оно есть, я точно знаю. Оно лежит, а его никто не берет. Даже я! Маш, меня это так удивляет.
– Ты, мать, перепила. Тебе надо было на вине остановиться, не пей больше водку, – философски заметила подруга.
– Вот у мамы ведь никого, кроме меня, – как ни в чем не бывало продолжила я. – Но она все делает, чтобы мы словом не перемолвились. Она ругает меня без остановки, а ведь я ее люблю.
– Так, стоп. Этому больше не наливать! – улыбнулась Машка. – Если в ход пошли вопросы любви, то надо сворачивать вечеринку.
– Вот ты, Машка, хочешь счастья? А? – посмотрела я на нее.
– Я? А у меня оно есть.
– Где? – удивилась я.
– А прямо тут. Особенно если ты спокойно ляжешь спать и не начнешь буянить и песни орать.
– Знаешь, вообще-то я водку не пью, – скромно поделилась я с ней, доливая остатки «Русского Стандарта».
Машка хмыкнула, но ничего не сказала. Вечер перетек в ночь, а мы даже не заметили, когда к нам присоединился Машкин муж. Усталый и злой, он пришел после сдачи очередного номера в печать. Нет ничего более изматывающего, чем выпускать газету, которую к вечеру уже выбросят и забудут. Столько душевных сил, столько физического напряжения, а завтра надо начинать все заново. Сизифов труд в чистом виде.
– Ну, Надька, ты даешь. То годами тебя не слышно, не видно – а тут на тебе. Заявилась, да еще в таком состоянии! – восхищался муж.
– Заявилась она в нормальном виде. А наклюкалась уже тут.
– Я не наклюкалась! – возмутилась я. Язык заплетался, но я сделала над собой усилие и закончила убегающую вдаль мысль: – Может женщина выпить хоть раз в жизни?
– Да уж, – с сомнением посмотрел на меня Машкин муж.
Я поежилась под его взглядом. Он смотрел так же, как когда-то доктор, который вел мои роды. Я хватала его за руки и кричала, что умираю. А он смотрел вот так же и говорил с ехидцей: «Да уж! Конечно! Куда там!»
– Маш, и что нам делать? – задал вполне риторический вопрос муж.
Делать что-либо со мной было уже поздно. Как человек малопьющий, я категорически не умела вычислить свою меру.
– Положим ее в гостиной, – заявила Машка и попыталась встать.
Что ж, сразу стало понятно, что водку пила не только я. И все же не без помощи Машкиного супруга я была оттранспортирована в гостиную, где и осталась на всю ночь. Я совсем не хотела спать. Мне надо было еще столько всего обсудить с Машкой. Как быть с Шуваловым, который мне нравился несмотря на то, что он подлец. И почему подлецы так похожи на настоящих мужчин? Масса вопросов роилась в моей пьяной голове. Еще бы немного, и я, как мама, начала бы разговаривать сама с собой.
Машкина гостиная прыгала у меня перед глазами, и от одиночества мне становилось все хуже и хуже. Я попыталась встать, мне захотелось открыть окно, чтобы глотнуть хоть каплю чистого воздуха. Но мои ноги заплелись. Я споткнулась, неуклюже повалилась на коврик около кровати и пренеприятно стукнулась головой. Пьянство – не выход, но понимаешь это лучше всего, стоя над унитазом. Я же с трудом поднялась и краем глаза заметила, как что-то выпало из кармана моих джинсов.