Пельмени оказались вкусными, сметана – тоже. На следующий день я начала ходить по собеседованиям. Унылые очереди в кадровые отделы. Фирма по реализации замороженной рыбы забраковала меня из-за отсутствия опыта, хотя им по телефону я говорила, что не работала раньше. Компания, производящая бытовые химикаты для травли крыс и насекомых, продержала меня в коридорах сорок минут, а потом выяснилось, что вакансия уже снята.
В двух агентствах недвижимости сказали, что секретарей им вообще не надо, в гробу они их видали, и активно стали склонять меня к риелторской деятельности за высокий процент. А когда я отказалась, предали анафеме. Оставалась надежда на тот пельменный звонок, я все-таки вспомнила, что это было за объявление, и нашла адрес компании. Оказалось, это какая-то юридическая фирма со сложным названием, складывающимся из нескольких фамилий. Я, конечно, сильно губу не раскатывала, особенно после всего этого бесполезного хождения по мукам, но... кто знает. Я бежала вприпрыжку по Бронным, боясь опоздать. Ирония судьбы – именно в этот момент мне позвонила мама.
– Никуля, здравствуй. – Ее знакомый голос, усталый и безжизненный, как всегда, заставил меня остолбенеть. Я не слышала ее уже несколько месяцев, я несколько раз меняла все явки и пароли, включая телефон, чтобы больше не бояться и ничего не объяснять. Такая уж у меня семья, стоит только появиться на горизонте, сразу найдется, чего бояться и что объяснять.
– Мама? Откуда у тебя этот номер? – испуганно пробормотала я и только потом спросила, заволновавшись: – Что-то случилось?
– А? Нет-нет, – рассеянно прошелестела мама. От этой своей «сладкой» жизни она давно уже отучилась говорить громким голосом. В присутствии отца она старалась быть ниже травы тише воды. Потом это стало ее второй натурой. Жизнь в тени ядерной боеголовки давала о себе знать. И все же кто меня сдал? Я же почти ни с кем не общаюсь, боясь, как самого страшного, что отец вычислит мой адрес на Патриарших. Правда, я регулярно отписывалась через Интернет одной своей бывшей однокласснице, живущей в том же доме, что и родители, на Мичуринском. Я информировала всех родных, что я жива, здорова, не кашляю и не сопливлю, чтобы, так сказать, не дать повода получить инфаркт и прочие последствия плохого поведения блудных детей. Я держала их в курсе, но на расстоянии. Кто же это расстояние так неожиданно сократил?
– Мам, я спешу очень. Если все в порядке, то... поцелуй от меня бабулю, ладно? Я побегу?
– Может быть, ты к нам приедешь как-нибудь? – Мама проигнорировала мои слова, продолжая светскую беседу. – Мы же скучаем. Деточка, разве так сложно навестить нас?
– Я... я не знаю. Мам, а что у вас там вообще? Как там... все? – Понятно было, о ком я спрашиваю. Как я могу их навестить, если после этого я могу уже оттуда и не выбраться? За последний год я несколько раз чудом избегала возвращения в лоно семьи. Пару раз меня сдавали папуле подружки, подкидывая проблем. Один раз я отчетливо почувствовала слежку за собой. Я вышла с работы и прямо-таки спинным мозгом ощутила, что за мной кто-то наблюдает. Я испугалась, запаниковала, пошла в другую сторону и, хоть была зима, кружила по городу, пока не стемнело окончательно. Я боялась привести хвост к Патриаршим, хотя не факт, что хвост вообще был. Никаких последствий, никаких изменений в моей жизни не последовало, так что, скорее всего, это была паранойя. Варечка постоянно говорит, что я – невротичка. Это и неудивительно, в моей-то ситуации.
– У нас все очень хорошо, – совсем уж фальшивым, парадным тоном заявила мама.
Я подавила в себе желание назначить встречу на нейтральной территории, с маскировкой и кодовыми словами.
– А как отец? – Я все-таки заставила себя это произнести. Мне нужна была информация, пусть бы даже она читалась между строк, а не следовала бы из них напрямую. Даже по интонации можно узнать достаточно много. Например, он ли ее послал ко мне, он ли достал каким-то способом мой новый номер.
– Отец? Ну, здоров. Работает много. Похудел чуть-чуть. Мне кажется, ты уже могла бы с ним помириться. – Голос был ровный.
– Скажи, откуда у тебя этот номер? – Я еще раз повторила свой вопрос. – Я его никому вообще не давала.
– Никуль, я знаю, что ты ищешь работу.
– Что-о? – ахнула я.
– Отец хочет, чтобы ты перестала... чтобы ты вернулась. Он хочет тебе только добра. Ну зачем тебе это? Разве не наигралась?
– Откуда ты все это знаешь? – совершенно потерялась я. – Про работу. – Мать помолчала, подбирая слова, наверное. Я стояла посреди улицы как столб и совершенно забыла, куда я вообще до этого шла.