Последние отзывы

  6  

– Ма-ать, ты туфли будешь надевать или как? – запанибрата кричала она, стоя в прихожей с красными туфлями матери, на шпильке – сантиметров десять.

– А тебе на кой? – смеясь, высовывалась Катеринина мама, Юлия Андреевна Хватова – маленькая, худенькая, очень улыбчивая женщина. – На Динку ты их не натянешь, а тебе самой ни к чему. Чего у тебя красного есть?

– Да просто примерить. С твоим жакетом, – хитро улыбалась Катерина.

– Бери – не жалко, – пожимала плечами Юлия Андреевна. С таким же пофигизмом она давала Катерине косметику, украшения, сумки и платья, которые оказывались Катерине как раз впору – в маму пошла фигурой. Катерина была хороша – хоть и не вышла ростом и доставала мне только до плеча, зато худа, изящна и подвижна, а также, что немаловажно, умела себя подать. Набралась от мамы, от Юлии Андреевны, того, что с чем носить и в какое время дня что надевать. Умела сочетать вещи, с большим, надо сказать, вкусом. Я иногда просто поражалась, как ей в голову пришло надеть, к примеру, синее платье и белоснежный шарф – но смотрелось это вместе просто сногсшибательно. В то время как раз появилась возможность выбирать – перестройка и всякая прочая гласность сопровождались рефлекторным выбросом на рынки страны низкопробного синтетического барахла. В ассортименте. Но Катерина умела из любого говна, как говорится у нас в народе, сделать конфетку.

В Катеринином доме ко мне быстро привыкли. Через какое-то время все уже относились ко мне как к привычному предмету интерьера. Славянский шкаф, что-то вроде того. Юлия Андреевна меня подкармливала, отец их, Дмитрий Анатольевич, хоть и смотрел на нашу дружбу с некоторым осуждением, главным образом из-за страха плохого моего на Катерину влияния, но молчал. Они оба, мать и отец Хватовы, были сторонниками воспитания демократического, с доверием, уважением, вниманием и прочими новомодными глупостями, суть которых сводилась к одному: Катерина могла делать и творить все, что ей только вздумается. Как и я. Только я обладала такой свободой по другой причине – на меня было начхать.

По вечерам, когда в силу естественных причин я все-таки была вынуждена с Катериной расставаться, я сидела в своей комнатке с окошком на «стекляшку», тихо курила свистнутые у матери сигареты и думала о чем-то неуловимом, но главным образом о том, как же нам повезло. Мы встретили друг друга. Мы понимаем друг друга. И нам уже не так одиноко в этом большом мире, полном разбитых сердец и сданной на переработку стеклянной посуды. Да, Катерина стала для меня всем. И тем хуже, что она совсем не одобрила мужчины, которого я полюбила.

Случилось это на первом курсе института. Да-да, вы не ослышались, это действительно произошло, хоть и не должно было произойти. Земля перевернулась, моря обратились вспять, и я, Динка Сундукова, оторва, которую столько раз ловили у школы с сигаретой в зубах, с которой детям запрещали дружить, – я поступила в институт. Известие это потрясло всю местную общественность. Да что там, это потрясло даже саму меня. Мой папашка был ошарашен самим фактом, что у его дочери, которую все привыкли считать потерянной для общества и прочей социально активной жизни и уже готовы были принять в свои плотные ряды сдающих поутру стеклотару около «стекляшки», оказались какие-никакие мозги.

– И кто же ты теперь будешь? – поинтересовалась мать, все еще с недоверием пробующая эту новость на вкус. Мы сидели на нашей микроскопической кухне, распивая кто чай, а кто и не чай в честь моего фантастического прорыва в будущее.

– Буду маркетологом, – гордо ответила я.

– А это кто? – несколько опешила мама. Для нее профессией являлось то, что входило в перечень профессий советского отдела кадров. Повар, доктор, космонавт. Что-то из этой категории. А маркетолог – это… атрибут нового поганого времени и этой новой власти, вечно задерживающей по полгода зарплату, и вообще. Зачем нужны эти маркетологи?

– Это… ну… такой специалист, который… – замямлила я, с трудом подбирая слова.

– То есть ты поступила в институт, чтобы стать кем-то, о ком ты сама не имеешь никакого представления? – ухмыльнулась мама. Мысль эта, похоже, ее развеселила. – Как это на тебя похоже. Ты хоть бы что-то решала сама. Или у тебя вместо головы дырка? Вань, послушай, а?

– Мам, прекрати, – разозлилась я, но мама уже ушла с кухни, бросив недоеденную баранку. К папе.

– Ва-ань. Она сама не знает, кем будет. Нет, ты представляешь? Вот в наше время таких профессий-то не было, да? Чтобы вообще не разберешь, что за ерунда. Вань, да ты где? – только и услышала я. – Нет, в самом деле, стоило ли и в институт-то такой поступать!

  6