38 
– Как это понимать? – вытаращилась она, с трудом сдерживая предательскую улыбку, так и норовящую расползтись по ее счастливому лицу.
– Ты знаешь, я как подумал, что впереди выходные и мне придется ждать понедельника, чтобы снова тебя увидеть, я решил – будь что будет. А не согласишься ли ты сходить со мной в кино?
– В кино? – ахнула она.
– Ну, в театр? В казино? А, их же теперь запретили. В ресторан? В клуб? Куда-нибудь, куда скажешь. Знаешь, Жанна, я почему-то постоянно думаю о тебе. И, что самое ужасное, не самым приличным образом, – покаялся Александр Евгеньевич. – Скажи мне, это лечится?
– Ну, есть определенная терапия. Знаешь, клин клином, – усмехнулась Жанна и натянула свое светло-серое пальто. На дворе была вторая половина октября, и погода уже кусалась за плечи легким холодком.
Утверждение 10
Нередко я поступаю не как надо,
а как хочется
(____баллов)
В конечном счете все всегда упиралось в деньги. Это Александр Евгеньевич знал как дважды два. С чего бы ни начался разговор, как ни выстраивай отношения, а волк все равно в лес смотрит. А женщины – в кошелек. Причем не только твои собственные женщины, которых ты в свое время сам по доброй воле посадил себе на шею и теперь везешь как проклятый. Потому что скинуть бабу с возу не так-то просто. Но и женщины вообще. Они, конечно же, могут отводить взгляд в сторону, закатывать глаза, вздыхать, говорить о любви и даже клясться и божиться, что предпочитают крепко стоять на своих собственных ногах. Разглагольствовать о равноправии и феминизме, о независимости и даже пару раз демонстративно оплатить за себя счет в ресторане. Ха-ха, не смешите меня, главное – не повестись на все эти фокусы. В конце концов она будет смотреть на тебя глазами, полными слез, и вопрошать:
– Ты что же, хочешь, чтобы я жила на улице?
– Почему на улице? – удивляетесь вы, ведь не на улице же вы ее подобрали, в самом деле. Где-то же она до вас обитала, причем не пару дней, а лет тридцать (теперь уже примерно такими цифрами в основном приходилось оперировать). И как-то же справлялась?
– Я просто не смогу теперь жить с родителями! – скажет она, когда вы робко намекнете ей о месте ее постоянной регистрации.
– Почему?
– Я же уже взрослый человек, это ненормально, – всхлипнет она. Вы промолчите, потому что не понимаете, а что нормального в том, чтобы отобрать у вас квартиру. И почему, собственно, вы сами должны убираться восвояси, чтобы она (как взрослый человек) могла спокойно проживать на жилплощади, заработанной и выстраданной именно вами, в то время как сидела в конторе и протирала штаны, принося в дом ровно столько денег, сколько хватало на одежду, массаж для похудания.
– Я деньги не ворую и не печатаю! – говорил Александр Евгеньевич Марине, своей бывшей жене. Но она была глуха к его возгласам, она хотела дотянуться рукой до неба. А на небе жил его младший брат.
– Я же тоже работаю! – возмущалась Марина.
– Да, только почему-то для того, чтобы ты вышла на работу и заработала тысячу долларов, печатая бумажки, я сначала должен купить тебе костюм стоимостью в две тысячи долларов! – усмехался Александр Евгеньевич. Но только… не подумайте, ради бога, ни в коем случае, что именно эта расточительность Маринина стала причиной того, что в один прекрасный вечер не в меру пьяный (какая редкость) Александр сидел на полу в углу напротив Марининой (когда-то их совместной супружеской) кровати и в ответ на ее рыдания кивал и говорил, что все это да – он сам и только сам, а она ни в чем и никак, но только жить вместе они больше не будут.
– Разве я плохая жена? – выла она. – Разве я заслужила?
– Не заслужила, – соглашался он.
– И как же мне жить? – спросила она.
И в конце концов все уперлось в деньги. Что и требовалось доказать. Марина выставила определенные условия. Она сразу подчеркнула, что ты в ответе за тех, кого приручил. И что, раз уж приручил, придется квартиру оставить ей. Однозначно. Тем более что однокомнатная квартира плохо поддается делению на целые числа. Только на единицу. А что ты хотел, за свободу надо платить.
– Хорошо, пусть, – в конечном счете согласился он. Помнится, тогда Александр Евгеньевич ощущал себя весьма обеспеченным человеком (если не сравнивать с Павлушкой, конечно). «Магнолия» процветала, клиент шел рекой на миостимуляцию и фотоэпиляцию, он только поменял машину, в банке, в депозитарной ячейке, куковала некоторая сумма, а также он уже рассчитался с долгами, от которых долгие годы у него болела голова. В общем, он был орел орлом, а Марина была – обиженная и брошенная им женщина. До сих пор в его жизни никогда не было обиженных и брошенных. И чувство вины, перемешанное с каким-то странным садистским удовольствием от такого выгодного для его чувств расклада, – все это подталкивало его продолжать заботиться о ней, в частности, давать какие-то деньги и выслушивать ее телефонные монологи «коротенько», минут на сорок.
38 
