49 
– Извини, ладно? – замялась Жанна, напрягшись из-за как-то чересчур затянувшейся паузы.
– Ничего, – ледяным тоном ответил Саша. Практически опять Александр Евгеньевич.
– Мы завтра обязательно поговорим.
– Слушай, я думал, мы близкие люди, – вдруг с обидой произнес он.
– Конечно же, близкие, – с готовностью подтвердила Жанночка.
– То есть у тебя денег даже на парковку нет, но у меня ты попросить не можешь. У подруги просишь, да? Интересно, почему так?
– Это же просто неудобно. Почему я у тебя должна просить денег! – возмутилась Жанна.
– Так, ладно. Все ясно. Я за тобой заеду, а о деньгах этих можешь даже не думать.
– Но… ты говорил, у тебя какие-то большие проблемы на работе, – жалко возразила Жанна. Что теперь делать, она вообще вообразить не могла. В ее практике этот случай оказался первым, чтобы человек вот так, с готовностью, шел на решение финансовых проблем.
– Ничего. Мои проблемы не вчера начались и уж точно к тебе не имеют отношения. Я – мужчина и справлюсь с проблемами. Нет, ну что за страна – так платить врачам, чтобы им на аренду квартиры не хватало!
– Нам просто задержали, – попыталась оправдаться Жанна. – Я все тебе отдам буквально через три дня!
– Не надо мне ничего отдавать, – отрезал Саша. – Все, разговор окончен. Я за тобой заеду к шести. Давай встретимся у ворот, ладно?
– Ладно, – только и смогла пискнуть Жанна. Связь прервалась, но женщина так и держала телефон возле уха.
– Это он был, да? – вдруг раздался из-за спины Машкин голос.
Жанна повернулась и посмотрела на нее жалобно и даже как-то затравленно.
– Да.
– Что, не дал денег, да? – сочувственно спросила та. Жанна замотала головой.
– Представляешь, дал.
– Да ты что, – поразилась Маша. – Вот это да!
– Не то слово, – грустно согласилась Жанна, и они с Машкой пошли в столовую, где Машка трескала бутерброды, а Жанна снова сидела с ледяным блинчиком у лба и без особенного успеха раздумывала, что же теперь, собственно, делать.
Утверждение 13
Я, как и многие люди, бываю обидчив
(____баллов)
Как известно, деньги не берутся из ниоткуда. И если десять раз сказать «халва», во рту слаще не станет. Лидия Светлова была, так сказать, не первый день замужем и понимала, что как бы она ни относилась к деньгам, а сейчас они бы ей совсем не помешали. Нет, Лидия не переменила своего мнения относительно всего произошедшего – она по-прежнему была очень рада, просто несказанно счастлива, что может вынырнуть из «Французского озера», не спрашивая разрешения у Павла, вынырнуть изо всей этой пустой, наполненной ерундой жизни. И не видеть больше ни Степанова, ни Лемешева, ни в особенности Свитского, от которого ее всегда кидало в дрожь. Она умело скрывала свои чувства, но всегда очень отчетливо понимала, что живет в террариуме. Да, комфортном, да, очень милом на вид, с хорошим ландшафтным дизайном и частным детским садиком. Террариуме, где под масками людей жили, ели, пили, занимались любовью и умирали кобры, гадюки, удавы, гремучие змеи, ямкоголовые (в основном эти вымерли в девяностые, уничтоженные хитрыми гадюками). Случались и анаконды, которые просто засасывали человека внутрь, предварительно ломая ему хребет. Свитский был как раз из таких, и от него противоядия не существовало. В поселке, когда змеи выходили на прогулку, они раскланивались друг с другом, обменивались новостями.
– Как здоровье? Что-то вас давно не видно.
– Все отлично. Закрутилась просто.
– Ты похудела? Как удалось, расскажи?
– Отдаю ужин врагу. Порой жалко до слез, а что делать!
– Да уж, пора и мне уже пойти в клинику и сделать себе техосмотр. Что-то у меня бессонница в последнее время.
– Собираетесь на лыжах в этом году?
– Может быть, останемся. – Они разговаривали, раздвоенные длинные языки трепетали, а в уголках губ поблескивали капли яда. И Лидия тоже старательно изображала змею, и за долгие годы практики у нее это стало получаться, хоть по природе своей она была скорее рыжей лисичкой. Тоже хищник в принципе, но рядом со змеями…
Все было так, и теперь, когда Павел лежал в больнице и хлопал глазами, из которых лились отчаяние и ужас, Лидия стала свободной, она вышла на улицу из сырого тропического климата серпентария и могла позволить такую роскошь, как глоток чистого морозного воздуха, пропитанного хвойным ароматом. И все же деньги были нужны. Дочка Машенька продолжала ходить в детский сад, за который каждый месяц надо было вываливать по сорок штук. Домработница получала примерно столько же. Сам дом, пока еще не был продан (а это ведь, как известно, дело не быстрое), денег тоже требовал. Свет, газ, Интернет, охрана с автоматами и злыми лицами – серпентарий у них был не из дешевых. К тому же родители. Старые, уставшие от треволнений, с нитроглицерином под языком – родители Павла. Ворчливые, считающие, что она сама во всем виновата, вечно не одобряющие их образ жизни – родители Лиды.
49 
