Особенно,... 
39 
В медицинский институт Лера попала после второго провала в театральное училище. Конечно, она должна была стать артисткой, с ее-то талантом. Как и почему она не прошла конкурс, как могли ее не взять и не увидеть, какая она звезда, – Света не понимала, но факт оставался фактом. После долгих уговоров Лерин папа задействовал все связи и протащил упирающуюся дочку в медицинский вуз. Там, где Света пробивалась долгими бессонными ночами, с репетиторами, с мамиными кровными деньгами, с красным самарским дипломом, Лера прошла, недовольно поведя плечом. По большому одолжению и потому что не хотела возвращаться в Тверь.
– Достали предки. Надо побыстрее замуж выйти, только вот за кого? Не за врача же? Этой братии мне на всю жизнь хватит после собственной семейки. Нет уж. Надо найти какого-нибудь режиссера, – заявила Лера, раскладывая вещи.
Жизнь в одной комнате в Лерой Орлович стала для Светы своего рода боевым крещением. Мужчины с подарками и записками, странные взгляды других девушек с курса… Интересная жизнь продлилась примерно с полгода, потому что сессия, особенно первая сессия в медицинском институте, – она безжалостна и беспощадна. За красивые глазки анатомию не сдашь. Лера Орлович сессию завалила, и если бы не папа, вылетела бы пулей. Или, что более уместно в ее случае, пробкой из шампанского. Но папа подключился, уповая на то, что время все-таки приведет в чувство неразумную доченьку. Тогда та нанесла ответный удар. Бросив все: и зачетку, наполненную удовлетворительными оценками, и Свету, и обещания, – убежала в неизвестном направлении, сказав только, что не желает чахнуть в этом болоте.
– Но что ты будешь делать? – спросила Света, когда Лера с вещами стояла у зеркала, наносила последние штрихи на свое красивое лицо.
– Что делать? – удивилась та. – Блистать. Лопать ананасы в шампанском!
– А как же учеба?
– О, нет. Это не для меня, – снова капризно передернула плечиками она. И скрылась, не оставив никаких следов, кроме разве что каких-то общих знакомых, с которыми Света не очень-то и общалась. Она знала только, что Лера вроде получила роль в каком-то фильме, то ли главную (что вряд ли), то ли второстепенную (что вполне возможно), и что перед ней теперь открывается светлое актерское будущее, о котором она всегда и мечтала. Для ее родителей эта история стала последней каплей, последним ударом. За все, как говорится, добро отплатила дочка…
Единственный раз, когда Светлана видела Лериного отца, он приезжал к ним в институт, чтобы поговорить, выяснить, что творилось в башке его непредсказуемой доченьки, а также чтобы оформить задним числом академический отпуск на тот случай, если дочь все-таки придет в себя. Высокий и тоже, как Лера, худой, благородный старик с седой головой и усталыми медленными движениями, он делал, что мог, не представляя, как еще можно поступить в его положении. Академка была сделана, но о дочери не было никаких вестей, кроме слухов, которые становились все неправдоподобнее и нелепее. Фильмов с участием восходящей звезды Орлович также никто не видел.
К Свете тогда подселили на время другую соседку, вьетнамку. Она жарила селедку, плохо говорила по-русски, замачивала белье чуть ли не на месяц и зубрила без остановки. Для нее учеба в МОЛГМИ была большой честью, на родине ее ждала успешная карьера, почет и уважение, а также деньги. Поэтому ей было наплевать и на тараканов, и на запахи, и на соседку. Света платила ей взаимностью. Именно тогда она и познакомилась с Костей, на дне рождения однокурсника, случайно. Он проводил ее до общежития, поцеловал, и на этом, кажется, все закончилось. Она уехала на лето к себе, в Самару. К маме, на Волгу, к теплу и солнцу. Света закрыла глаза и вспомнила, как она все думала тогда, тем летом, о темноглазом парне, который так внимательно и серьезно посмотрел ей в глаза, а потом склонился и поцеловал ее в губы. Она думала, он никогда больше о ней не вспомнит. Взрослый парень, москвич. Красивые глаза, высокий, умный. Зачем она ему? Даже имени не вспомнит.
Нет, вспомнил. В сентябре специально приехал в мед, нашел ее, пригласил в театр. Красивый жест. Если вспомнить, он вообще красиво за ней ухаживал тогда. Полгода они ходили за ручку, целовались. Пальцем до нее не дотрагивался, говорил: «За совращение несовершеннолетних – это не тост, а статья». Свете тогда еще не исполнилось восемнадцати, а у него до нее явно были и другие женщины. Господи, она-то какая была дурочка! Думала, что это добавляет ему мужественности. Впрочем, так оно и было. И любила она его так, что дух захватывало, сейчас Света вспомнила это со всей отчетливостью. Боялась, что не придет, не позвонит. Что найдет себе кого-то получше. И страшно стеснялась своей угловатости, неопытности, вспоминала Леру, жалела, что ее нет рядом, с ней бы можно было посоветоваться.
39 
