– Это конечно. Я в этом вам, Оля, полностью доверяю. – Лучше бы ты поменьше доверяла людям, Ирина. Я, конечно, очень дружелюбна и приятна в общении. Но у меня могут быть свои обстоятельства. Ты об этом должна подозревать. Проверка моя заняла ровно пять минут. В этой Мытищинской двушке уже двадцать лет была прописана одна и та же одинокая женщина. Старая дева, учительница русского языка и литературы. Она же пять лет назад приватизировала эту квартиру на себя. И сама лично, без посредников по доверенности теперь ее продает. Таким образом придираться мне было больше не к чему и я внесла за нее аванс. Счастливы были все. И учительница, которая переезжала к сестре, и покупатели, теперь успокоившиеся насчет подбора квартиры, и сама Ирина. И даже я начала радоваться происходящему. В самом деле, если все будут счастливы, то ничего страшного, если и я стану немного богаче, чем раньше. Мы с Ириной начали готовить документы к сделке. Это было не совсем просто, так как наличествовала Оксана, достигшая зрелости половой, но не достигшая зрелости юридической. Все сделки, в которых участвуют несовершеннолетние, проводится с письменного согласия органов опеки и попечительства. Это такие гадкие органы, которые представлены обычно одной старой (или молодой) грымзой, сидящей в муниципалитете района и треплющей нервы несчастным родителям. Они – эти грымзы – по определению ненавидят всех посетителей, требуют несуразную кучу документов, заявлений. А, получив их, тянут время до последнего, надеясь все-таки сорвать сделку. Зачем им это нужно, непонятно, но делают они это всегда. И единственный способ ускорить ее телодвижения и добиться благосклонности – прозаичен и весьма традиционен для России. Деньги в конвертик, конвертик в коробку конфет. Туда же шампанское, все это в пакетик. Пакетик случайно оставляем на стуле, а на полный возмущения вопрос:
– Что это? Заберите немедленно! – отвечаешь:
– Это вам. За потраченное время. Вы ТААК хорошо работаете, что мы просто не можем сдержать порыв благодарности. Спасибо вам.
– Ну что вы. Это совсем не обязательно.
– Но мы не можем обойти вниманием ТАКОГО великолепного сотрудника муниципалитета. Побольше бы таких как вы! – после этого, и после осмотра содержимого этого ларца с уткой, в утке селезень, в селезне яйцо, в яйце баксов ста пятьдесят – двести, дама величественно вещала:
– Ну раз уж вам так срочно, подходите послезавтра. Я постараюсь подготовить распоряжение. – Это было уже обещанием. Можно было с облегчением потирать руки. Вот примерно так все получилось с Ириной. Только все же было немного тяжелее. Мы приехали в Муниципалитет с пачкой собранных мною по Жекам и БТИ документов, и приволокли с собой упирающуюся Оксану, поскольку как девочка большая, она тоже должна была подписывать заявления и бумажки. Процесс шел неплохо, я помахивала заранее изготовленным пакетиком с благами, чтобы дама не кобенилась сразу. Но она все же исполняла служебный долг, а в него входили обязанности получить согласие родителей. Не матери, а именно родителей. Обоих.
– А где заявление от папы?
– У нас нет папы. – Тихо, отвернувшись от Оксаны, прошептала Ира.
– Как это нет? А Комкин О.М. кто?
– Но он с нами не живет.
– А это не важно!
– Он не живет с нами с тех пор, как Ксюше исполнилось два года. Я понятия не имею, где он и чем занимается.
– А отцовских прав вы его не лишали?
– Нет.
– Он алименты платил?
– Я не подавала на алименты, – растерялась побледневшая Ирина. – Как раз не хотела, чтобы он имел к нам хоть какое-то отношение.
– Ну тогда извините, ничем помочь не могу. Отец имеет право одобрять или не одобрять крупные сделки несовершеннолетнего. Придется его найти.
– Это невозможно, – глаза Ирины налились слезами. Я вывела ее в коридор, а сама вернулась в кабинет и принялась умасливать опекуншу. В результате получения пакета и обещания присовокупить к нему еще один такой же, с такой же суммой, она прониклась ситуацией и разрешила принести заявление от отца дополнительно.
– Нотариальное?
– Лучше бы конечно, – начала она было, но наткнулась на мой трепещущий взгляд и сыграла в обратку.
– Ладно, если не получится нотариально заверить, пусть напишет от руки и распишется. Оно нам нужно, просто чтобы лежало в деле. Не думаю, что он будет возражать, если он родной дочерью не интересовался пятнадцать лет.
– Естественно, – поддакнула я. Воистину иногда деньги способны превратить в человека даже гремучую змею.