Результаты впечатляли. Оказалось, что всякий диссидентствующий элемент стоит несоизмеримо ближе к моему «коридору гения», чем, скажем, среднестатистический системный администратор, коих я протестировала великое множество. Конечно, и для меня самой не являлось тайной, что талант – состояние на самом деле пограничное. И что от таланта до подзаборного забулдыги недалеко. Однако одно дело – простая аналогия и совсем другое дело – почти полное совпадение графического коридора.
– Слушай, может, я написала вовсе не «коридор гения», а «коридор безумства»? А что, может, я создала новый способ диагностики латентных психических нарушений? – спросила я у Гриши, обгрызая колпачок шариковой ручки. Гриша улыбнулся.
– Не надо спешить. Перейти в область психоза ты всегда успеешь. Скажи, неужели они совпали вот по всем выведенным тобой параметрам?
– Нет, конечно, – призналась я. – Они все как один социально неадаптивные, гиперчувствительные и не уверенные в себе. Кроме того, амбициозность то сверх меры, то почти на нуле. Но остальное! Остальное!
– Вот! – поднял он вверх указательный палец. – Значит, есть еще над чем работать. Надо еще где-то искать.
– Ага, ветра в поле, – фыркнула я.
– Скажи, а где твоя машина? – неожиданно, как всегда, спросил он меня.
– Машина?
– Да! – уставился на меня он. – Твоя «Фобия», где она?
– Я отдала ее подружке. На время, – выкрутилась я. Но глаза на всякий случай отвела. – Ей надо за город ездить, а мне она сейчас все равно не нужна.
– Значит, ты отдала ее подружке. – Он пристально посмотрел на меня. Я стиснула зубы. Какое его дело, черт побери, что я сделала с собственной машиной!
– Ага! И что?
– Ничего, – пожал плечами он. И сделал вид, что ничего не случилось. Я не стала ему мешать. Честно говоря, я бы, может, и рассказала ему, как именно обстояли дела на момент совершения сделки с моей «Фобией». Как мне не на что было войти в метро. Но почему-то я была уверена, что Гриша не относится к той категории людей, которые способны умилиться от подобной душещипательности. Скорее уж он спросил бы, почему я в таком случае до сих пор не поменяла квартиру на меньшую и в районе похуже. Так что пусть уж он ничего не знает и продолжает приносить мне тирольские пироги и дорогое белое вино к рыбе. Потому что он считает, что раз уж я люблю выпить, то не стоит выбирать водку среди прекрасных напитков.
В общем, жизнь текла. Причем еще никогда в ней я не чувствовала себя так хорошо. Да, я тратила больше, чем получала. Вернее, я же вообще ничего не получала. Только тратила. Всех дивидендов за эти месяцы у меня было – одна картина маслом с изображением каких-то лютиков-цветочков на красивом изумрудном фоне. От благодарных арбатских живописцев. Вернее, от одного конкретного живописца, которому я сказала, что от этой картины исходит какая-то безумная энергия. Он побелел (может, и не от моих слов, а от выпитого) и пробормотал что-то невнятное. После чего снял картину с гвоздя на стенде и сунул ее мне.
– В чем дело? – недоумевала я.
– Я нарисовал ее в день, когда у меня родился сын, – пояснил мне он. И попросил повесить ее на самом лучшем месте в доме. Что я и сделала. Повесила эти чудные цветы прямо над кроватью. И смотрела на них, смотрела. По утрам и вечерам. Перед тем как прижаться к подушке – Григориеву плечу или поднять голову с его плеча. Да, я о нем мечтала. Дни текли, наполненные важным, но пока не четким смыслом. И я была бы согласна вообще ничего не менять. Но перемены иногда приходят к нам сами. И совсем не тогда и не те, к которым мы готовы. Однажды вечером я спокойно уснула в своей уютной кровати под своей любимой картиной. А проснулась в три часа ночи от странного запаха.
– Черт, что такое?! – вскрикнула я, понимая, что если бы не моя дурацкая привычка оставлять открытым на ночь окно, я бы уже давно могла задохнуться. Вся комната была пропитана запахом какого-то едкого дыма. Я испугалась и закричала, но тут же закашлялась. Воздуха было слишком мало, если высчитывать пропорционально дыму. Я ткнула в выключатель, чтобы зажечь свет, но лампа вспыхнула на секунду, после чего замигала, заискрила и вдруг взорвалась, окатив меня волной разлетающегося стекла. Меня охватил ужас. Кажется, прямо в этот момент у меня в квартире горела электропроводка. В панике выключив все мыслимые и немыслимые выключатели, я настежь распахнула окно и принялась жадно глотать чистый холодный воздух. Я жила на шестом этаже, поэтому о том, чтобы выпрыгнуть из окна, не было и речи. Поэтому я стояла босиком около него и судорожно пыталась сообразить, что именно я могла оставить включенным, чтобы добиться такого непередаваемого эффекта.