Глава 14

На похоронах, помимо тех, кто знал Олю Неустроеву по школе, было много разного люда. Работников прокуратуры Земцова вычислила быстро и усмехнулась, поскольку заметила, как внимательно эти трое разглядывают Патрика. Несколько девчонок открыто плакали, не стыдясь слез и размазывая по лицу косметику. Но больше всех присутствующих интересовал, конечно, Виктор Аш. Свое пальто с чернобуркой он поменял на простое строгое пальто. Шею его обвивало черное бархатное кашне. Высокий, эффектный, бледный, он, не отрываясь, смотрел на лежащую в гробу Олю. Лицо его выражало одно чувство: недоумение. Словно он никак не мог понять, как Оля оказалась именно там, а не стояла, скажем, рядом с ним и не клянчила у него денег. Ему казалось, что он до сих пор слышит ее голос. Она постоянно просила у него денег. Звонила, канючила, рыдала в трубку, обещала сделать все, что угодно, только чтобы раздобыть денег. И он почему-то не злился на нее. Она была слишком красива, чтобы на нее злиться. Ему нравилось в ней все: ее роскошные светлые волосы, глаза цвета жареных кофейных зерен, нежная кожа, особенно ее яркий, натуральный, во всю щеку румянец, который не зависел ни от чего – ни от степени ее смущения (смутить ее было сложно), ни от количества выпитого, ни от холода, ни от жары. Румянец был ее украшением, ее щеки хотелось целовать. Он понимал, что такая красивая девочка не должна была появиться у таких мерзких родителей, а потому даже подыскивал ей квартиру, но вечно находились более важные, на его взгляд, дела, и все отодвигалось на неопределенное время. Взамен решения этой проблемы он пытался ее приодеть, накормить в ресторане, наобещать ей золотые горы и вообще внушить ей мысль, что жизнь ее еще только начинается; а то, что он задумал, рано или поздно поддержат многие, потому что к нему из Москвы все чаще стали приезжать люди, заинтересованные в том, чтобы дать развитие движению, точное название которого он и сам толком не мог бы сказать. И здесь он хотя бы сам себе не лгал. Какие они фашисты? Так, одни разговоры, никакого идейного стержня, да и какой из него, из Виктора Аша, лидер? Он и сам знал, что внутри слабый, что все его замашки стать лидером – показуха, и страдал от этого. Скинхеды? Он смутно представлял себе, что это за ребята, но все же, чтобы придать уверенности себе самому, набрал каких-то случайных подростков, которые за деньги перебили табор, устроили беспорядки на кладбище… Он много раз уже жалел, что ввязался в эту дурацкую политическую игру, грозившую перерасти в крупные неприятности сначала с отцом, а потом и с властью, но бараки-то построены, подведен фундамент под печь… Что делать дальше со всем этим, он не знал. Его в последнее время начинало тошнить от одних только мыслей, касающихся его возможного участия в каких-то серьезных, настоящих мероприятиях, куда его приглашали его новые знакомые из Москвы. А потому незадолго до смерти Оли, на которой он отрабатывал свои речи и которую явно запугал своими бредовыми идеями по поводу очистки города от мусора, коим он считал бомжей, старых и отвратительных вокзальных проституток, пьяниц, единственным его искренним желанием было покончить со всем этим, спрятаться на даче с кем-нибудь, кто по-настоящему понимал его, и затаиться, прийти немного в себя. Отец, который постоянно звал его в свой бизнес, услышав такое пожелание своего проблемного сыночка, только обрадовался этому, дал ему денег и отправил за город.

  36