Надежда на то, что у нас с Аликом наладятся отношения, у меня появилась неожиданно, и связана она была с большим событием в моей жизни. Гриша на день рождения подарил мне машину! Прекрасную дорогую машину, «Мерседес», – сунул ключи в мою руку и, смущаясь, проговорил, сильно краснея и не зная, куда спрятать руки: вот, мол, Зоенька, это мой подарок тебе, учись ездить, и будешь свободна, как птица. Это было осенью, в октябре, шел дождь, и над городом нависли темно-фиолетовые холодные тучи. В нашем дворе все вокруг было желтым от упавших на землю кленовых листьев. Большая черная мокрая машина смотрела на меня глазами-фарами как живое существо, готовое услужить мне. Я сразу поняла, что мы с ней подружимся, хотя понятия не имела, сумею ли я водить, научусь ли чувствовать ее.
– Тебя Алик будет учить поначалу, он мне обещал, – сказал как-то особенно бодро и радостно Гриша, так говорят люди, желающие похвастаться своими достижениями.
Он стоял напротив меня, невысокий, в скромном коричневом плаще, в мягкой шляпе, и по стеклам его очков стекала дождевая вода. Я была бесконечно благодарна ему, мне хотелось плакать. Кто бы знал, что моя жизнь так круто изменится и мой новый муж будет так щедр ко мне! Я чувствовала, что не заслуживаю такого к себе отношения. Хоть мне и говорили, что я красивая, но я-то знала, что внешность у меня самая обыкновенная, да и не такая уж я умная, как многие женщины-коллеги Гриши. Не знаю, за что так полюбил меня Гриша, думаю, просто пришло его время любить, вот и все. Мы стояли друг напротив друга, смотрели – я на него, на машину, потом снова на него, и по щекам моим тоже стекали, как дождь, слезы. Думаю, мы оба были счастливы, каждый по-своему. Я – оттого, что мне подарили машину, а Гриша – оттого, что это он подарил ее мне, и, возможно, его счастье было больше моего, драгоценнее. Мне казалось, что мысли наши и чувства как бы замерли, зависли между каплями дождя… Я никогда не забуду это утро!
* * *
…Он сказал, что ему нужно обо многом мне рассказать. Что я ничего не знаю. Я тоже захотела ему сказать, что он ничего не знает. Разве что моя беременность бросалась теперь в глаза. И он видел мой живот и пятна на щеках. Говорят, что женщинам идет беременность. Не всем. Мне – не идет. В этом я твердо уверена. Я подурнела, у меня распухли губы. Хотя вначале я думала, что губы у меня такие – от поцелуев. И целовал меня не Гриша. Иногда мне кажется, что Гриши никогда и не было, разве что в моих тревожных снах, когда мне так хотелось тепла, уюта и чтобы мужчина любил бы меня, боготворил. Он не был похож на настоящего, из плоти и крови мужчину. Он был слишком хорошим для реальной жизни. Думаю, что под плащом его (или под рубашкой, или под пижамной курткой) были очень плотно сложены мягкие белые крылья ангела. Потому что не может быть таких людей. Таких мужчин. Но я люблю его по-своему и страдаю оттого, что предала его.
– Я не могу вернуться, – сказала я Алику.
После ужина я вымыла посуду, он помог мне, вытер тарелки. Теперь мы пили чай и разговаривали. И мне все еще не верилось, что передо мной – Алик. Причем не тот мальчик, с которым я жила под одной крышей, которого по-своему, как мачеха, побаивалась и чьи взгляды ловила, а молодой мужчина с горящим взглядом, переполненным тайнами. Он знал нечто такое, чего я не знала. Но я не была уверена тогда, что мне так уж и нужно знать все эти тайны. Главная-то тайна жила и развивалась в моем животе. Я знала, чувствовала, что это мальчик. И никто, ни одна душа не имеет понятия о том, кто его настоящий отец.
– Сказать, что ты молод и не поймешь меня, я не могу, – сказала я. – Но ты – сын своего отца, и тебе не надо знать всей правды. Я понимаю, тобою двигали добрые чувства, раз ты нашел меня и зовешь обратно. И я могу даже предположить, что твой отец примет меня, но мне-то как жить с таким грузом?
– Но у него тоже груз на душе есть…
Я понимала, что он имеет в виду. Гриша убил человека. Застрелил. Но этот человек был вором, бандитом, поэтому я-то, в отличие от него, совсем не переживала по этому поводу. То есть я не переживала, что этого человека больше нет. Он – преступник, он проник в наш дом, он пытался взять то, что ему не принадлежало. Возможно, у него за плечами было много подобных историй, когда он проникал в чужие жилища и обворовывал их. Я могла лишь переживать, чтобы Гришу не вычислили и не посадили. Могла переживать также и из-за того, что Гриша, будучи ангелом, оказался бы способным совершить благородный поступок (в моем же представлении этот поступок выглядел бы просто идиотским, нелепым) – то есть взял и признался бы в этом убийстве. Но пока что этого не произошло, иначе Алик сразу сказал бы мне, что его отец в тюрьме.