– Ну ладно, говори… Черт с тобой. Хотя я пришла не за этим…
– Так вот: образцы волос, взятые с подушки Марины Бродягиной и принадлежащие отцу Кириллу, являвшегося ее любовником, идентичны тем, что мы нашли в этом головном месиве… Так что это настоящий Кирилл…
– Жена убила мужа. Как пошло. Но мне – действительно! – все это теперь неинтересно. Тем более – такой избитый мотив… Ревность. Знаешь, мне думается, что ревность – это еще страшнее смерти… Но я отвлеклась. Леша, ты не мог бы ради меня…
… В половине пятого Чайкин заехал за ней на своей машине и повез ее прямо к дому Харыбина.
– Не бойся, его наверняка нет дома, а если даже и есть, не съест же он меня, в самом деле. Я зайду туда на одну минутку, проверю только кое-что, и все…
Она искала в квартире Харыбина, то есть в своей бывшей квартире, документы Крымова. Ей казалось, что только Харыбин – единственный оставшийся в живых охотник на рукопись отца Кирилла – мог напасть в аэропорту на Крымова, чтобы попытаться отнять у него драгоценные записки. Но она ничего не нашла и вернулась в машину совершенно убитая.
– Все отменяется… Поехали домой. Зря только я оторвала тебя от дела. Или подожди… Раз уж я здесь, давай проверю еще кое-что… Отвези меня, пожалуйста, на проспект Ленина.
– Привет! – Чайкин все схватывал на лету. – Ты хочешь любви этого красавчика?
Он сразу понял, что речь идет о фотографе Португалове.
– Понимаешь, когда я только вернулась из Парижа, он звонил мне, но я отказывалась с ним разговаривать. А вдруг он собирается мне что-то рассказать?
Чайкин не мог с ней спорить, и, хотя ему не хотелось, чтобы Юля встречалась с этим местным Казановой, он все же высадил ее возле фотомастерской, но сказал, что будет ждать ее здесь хоть до завтрашнего утра.
– Да я быстро…
Португалов курил, сидя в кресле, когда она, отодвинув бархатную портьеру, вошла в утопающую в золотистом свете комнату.
– Привет, Аркадий…
Он, увидев ее, покачал головой в восхищении:
– Вот так сюрприз!.. Юлечка, как я рад… Господи! – и он кинулся к ней, обнял и нежно поцеловал в губы.
– Извини, я болела и не могла тебе позвонить…
– Да, я слышал… Очень жаль, конечно… Но какими судьбами?
– Меня послала к тебе Зина.
Он замер, глядя ей в глаза, очевидно, хотел что-то спросить, но передумал: решил услышать, что она скажет дальше.
– Зина Родионова. Она прячется у меня. Долгое время молчала, боялась, что я ее обманываю. Но ведь и Троицкая сейчас тоже у меня. Теперь ты понимаешь, как мне было трудно?
Она делала вид, что тоже из ИХ команды. Если Португалов не имеет никакого отношения к Троицкой и Зине Родионовой, то Юля просто уйдет и они с ним больше никогда не увидятся…
– Павел, ты должен встретиться с Зиной, да и Троицкая хочет тебя видеть. Ты должен помочь им…
– Но чем? Как я могу помочь этим безмозглым дурам? Одна погорела на своей жадности, а другая – взбесилась от ревности! Да разве ж можно работать с такими… – и он выругался.
Все сработало. Перед Юлей сидел Павел – последнее звено в с. – ской цепи, посредник, исполнитель, убийца двойника Кучина, чей прах был похоронен в могиле отца Кирилла, ПЕРВОЙ могиле, где в скором времени будут похоронены останки настоящего отца Кирилла, липового священника, прислужника черных сил.
Фотограф, сутенер, обольститель – такому букету данных мог позавидовать любой агент. И живет ярко, броско, у всех на виду. И кто, как не он, напал на Крымова в аэропорту, чтобы попытаться найти при нем рукопись?
Юля сказала, что ей надо помыть руки. И возле умывальника, играя с Португаловым, как если бы ничего не произошло, поддразнивая его расстегиванием блузки, ей все же удалось пристегнуть его наручниками к трубе с горячей водой.
Не обращая внимания на то, что он говорил, вопил, умолял, оскорблял, она проникла в святая святых – лабораторию, где на полке, залитой красным светом, увидела то, что искала: пакет с документами и деньгами Крымова.
Войдя в комнату, где извивался, пытаясь оторваться от трубы, Португалов, Юля позвонила в прокуратуру и сказала Корнилову, что нашла человека, который напал на Крымова. Она не стала пока говорить об убитом двойнике и прочих глобальных догадках, касающихся политической подоплеки дела об убийстве отца Кирилла. Корнилову это ни к чему – один в поле не воин.
– Будешь себя вести хорошо, я не скажу, что это ты убил Кучина, а произнесешь еще одно грубое слово в мой адрес, выдам тебя с потрохами…