20 
Все время в ожидании мужа она провела у окна и, лишь увидев въезжавшую во двор знакомую машину, облегченно вздохнула. Но дверь открыла только после того, как услышала доносящийся из домофона родной голос и позже разглядела мужа в «глазок». Ей было важно, чтобы он был один. Мало ли кто может скрываться рядом и держать его под дулом пистолета. Игорь рассказывал ей подобные истории из жизни депутатов, на что она всегда отвечала, что все они смертники и ходят под пулями, как на войне. «А это и есть война, детка…»
– Закрой дверь, – потребовала она шепотом, и только после того, как за ним были заперты обе двери, она схватила мужа за руку и потащила в гостиную. – Я нашла это на столе…
Берестов – молодой румяный мужчина в темном костюме и белой сорочке с золотистым галстуком – с ужасом смотрел на раскачивающийся в руках жены подвешенный к массивной золотой крученой цепи большой нательный крест с фигуркой распятого Христа.
– Когда и где ты это нашла, Дина? – он старался говорить чуть слышно. – Не молчи…
– Говорю же – сегодня утром вот здесь, на столе…
– У нас кто-то был?
– Нет, никого не было…
– А ты сегодня утром куда-нибудь уходила?
– Конечно! Я же гуляла с Луизой и Филиппом.
– Ты запирала на все замки?
Дина почувствовала, как щеки ее запылали: нет, она ограничилась тем, что заперла дверь всего на один замок, как обычно, когда гуляла рядом с домом.
– Ты что, не слышишь меня?
– Слышу, Игорь, я заперла на один замок, я всегда запираю на один замок, но ведь у нас внизу дежурит консьержка, она бы увидела, если бы к нам кто-то поднялся…
– Дина, нам необходимо как можно скорее избавиться от этого…
– Но это же золотой крест! И кому понадобилось подсовывать его нам?
А Берестов все смотрел на крест и не верил собственным глазам. Уже во второй раз он видел перед собой эту цепь и этот крест, но если в тот раз он быстрее сообразил, что ему надо сделать, и обратился к Крымову, чтобы тот помог ему найти человека, подкинувшего ему вещь, принадлежавшую убитому отцу Кириллу – это было еще в С., – то теперь Крымова не было. Возможно даже, его уже нет в живых по его, Игоря, вине; а он, Берестов, пока еще дышит…
– Значит, так – ни слова консьержке, поняла? Никаких вопросов! А эту штуку я сейчас спрячу так, что ни одна душа не найдет…
С этими словами Игорь подошел к окну и вышвырнул золото в форточку.
– Это же целое состояние… – Дина припала лицом к окну, силясь разглядеть с высоты второго этажа, куда упала цепь. – Там внизу кусты и трава…
– Вот пусть он и полежит там до вечера, а уж потом я найду, куда его деть… Ты хоть понимаешь, что это за штука и кому она принадлежала?
– Нет… Ты же мне ничего не рассказываешь.
– Вот и хорошо – целее будешь…
Дина заплакала. А Берестов, быстро поцеловав ее в макушку и приказав никому не открывать дверь, вернулся в машину и покатил обратно – на службу.
* * *
День как-то быстро закончился, стемнело, и, когда в кухне вспыхнул свет и запахло горячей едой, Юля поблагодарила бога за то, что он послал ей в качестве, пусть и странноватой («прибабахнутой», как выразилась она при Чайкине), компаньонки Аперманис. Во-первых, весь прошедший день Рита вела себя довольно сдержанно, не вспоминала о своих ужасах, не трепала ей нервы желтым ковром, вымазанным кровью, не совала нос в ее личные дела и расследование убийства Бродягиной, а к вечеру даже приготовила вполне сносный ужин.
– Надеюсь, ты не вычтешь с меня за тяжкий женский труд и обслуживание? – попыталась пошутить Юля, глядя, с каким проворством и ловкостью Рита раскладывает по тарелкам салат и разливает по бульонницам огненный луковый суп.
– О нет, договор наш остается в силе, а мне даже нравится готовить, так я отвлекаюсь…
За ужином какие только мысли не приходили в голову Юле, когда они беседовали с Ритой о Рижском взморье, любимых книгах, стилях живописи (Юля терпеть не могла сюрреалистическую «заумь» и предпочитала эпоху Возрождения и импрессионистов). Фразы Рита строила нелепо, но все равно мило, и Юля понимала ее с ходу. Если бы не эти болезненные проявления маниакально-депрессивного психоза, Риту можно было бы приручить и сделать своим другом…
В десять часов вечера, когда разморенные ужином и теплом «подружки» устроились перед телевизором, раздался телефонный звонок. Обе подскочили, словно ужаленные. Никто из них не решался первой взять трубку. Звонки продолжались.
20 
