Посудите сами, сэр. С одной стороны, я человек молодой и здоровый, так что клюв торчком. А с другой — хозяева тебе вроде отца с матерью, а ты вожделеешь хозяйку.
Совсем не смотреть в зеркало? В аварию попадешь.
Представьте себе, господин Премьер, что вы за рулем, движение плотное. Опускаете стекло — а тут грузовик. И выхлопная труба прямо вам в лицо дымит, дышит жаром.
А теперь пересядьте на место пассажира и осознайте, что такая жаркая труба пыхтит у вас под носом в салоне машины.
Эта труба — я.
Как хозяйка напялит свое коротенькое черное платье — клюв у меня тотчас торчком. Ненавижу себя за это, а поделать ничего не могу. И это платьице ненавижу.
* * *
Под конец месяца поднимаюсь в квартиру. Он сидит на диване в одиночестве под оправленной в рамку фотографией парочки мерзких шавок.
— Сэр?
— А? Что случилось, Балрам?
Месяц прошел.
— И что из этого следует?
— Сэр... мое жалованье.
— Ах да. Три тысячи, верно?
Вытаскивает свой туго набитый банкнота ми кошелек и кладет несколько бумажек на стол. Я хватаю деньги и кланяюсь. Из распоряжений брата мой господин, как видно, не все пропустил мимо ушей, а то с чего бы ему спрашивать:
— Ты ведь часть отправляешь домой, так?
— Всё посылаю, сэр. Оставляю себе только на еду и воду, а остальное — им.
— Отлично, Балрам. Отлично. Семья — дело хорошее.
В тот же день часов в десять вечера захожу на торговую площадку. Она совсем рядом с «Букингемским Дворцом, корпус В», только свернуть за угол. Нужная мне лавка — самая последняя. На вывеске большими черными буквами написано на хинди:
«АКЦИЯ» — МАГАЗИН АНГЛИЙСКОГО АЛКОГОЛЯ
ЗДЕСЬ ПРОДАЕТСЯ ИНОСТРАННЫЙ АЛКОГОЛЬ ИНДИЙСКОГО ПРОИЗВОДСТВА
В магазине — как всегда в таких заведениях по вечерам — целое побоище, люди тянут руки к прилавку, шум стоит невыносимый. Продавцы еле шевелятся, путают, кто что хочет, крика от этого еще больше, дело доходит до драки. Проталкиваюсь через толпу, работаю локтями, раздаю тычки — и вот я у цели.
Протягиваю продавцам деньги и ору:
— Виски! Самое дешевое! Живо! А то кому-то сейчас не поздоровится!
Минут через пятнадцать бутылка наконец у меня. Прячу ее в карман штанов — больше некуда — и возвращаюсь в свой «Корпус В».
* * *
— Балрам. Ты заставляешь себя ждать.
— Прошу прощения, мадам.
— Ты не заболел?
— Нет, мадам. Голова болит немного. Я плохо спал ночью.
— Завари-ка чай. Надеюсь, готовишь ты лучше, чем водишь машину.
— Да, мадам.
— Слышала, ты из семьи Хальваи, прирожденных поваров. Ты знаешь, как готовить традиционный имбирный чай?
— Да, мадам.
— Вот и займись.
— Да, мадам.
Что за чай Пинки-мадам имела в виду, я понятия не имел. Хорошо хоть грудь у нее прикрыта.
Я сполоснул чайник, поставил воду. Она уже почти вскипела, когда кухню наполнил запах духов. Хозяйка появилась на пороге и уставилась на меня.
После вчерашнего виски перед глазами у меня все так и плыло. Все утро я жевал семена аниса, чтобы перебить перегар. А вдруг учует запах спиртного?
Я повернулся к Пинки-мадам спиной и принялся мыть под краном кусок имбиря.
— Ты что вытворяешь? — вдруг взвизгнула она.
— Мою имбирь, мадам.
— Правой рукой. А где твоя левая рука?
— Мадам?
Я посмотрел вниз.
— Прекрати чесать в паху левой рукой!
— Прошу прощения, мадам. Больше не повторится.
Но она только пуще раскричалась:
— Какой ты неопрятный! Только посмотри на себя, на свои зубы! А как ты одеваешься! Зубы все красные от паана, рубашка в красной слюне! Гадость какая! Почему ты жуешь эту дрянь? Да уж, толку с тебя никакого! Только грязь в кухне развел! Убери за собой и проваливай!
Я поклонился, спрятал имбирь в холодильник, выключил чайник и удалился к себе в подвал.
Сел перед общим зеркалом и открыл рот.
Ну и зубы у меня! Красночерные, гнилые. Я прополоскал рот — белее они не стали.
Хозяйка права. Паан, который я жевал долгие годы, как жевал его отец, и Кишан, и Кусум, да и все вокруг, окрасил зубы и разъел десны.
На следующий вечер, когда мистер Ашок и Пинки-мадам подошли к машине, ссора между ними была в самом разгаре. Машина уже отъехала от «Букингемского Дворца, корпус В» и катила по главной магистрали, а они все ссорились.