В тот день я хотела уйти после второй пары, лишь бы мне не идти по дороге с Сабриной. Меня тоже можно понять: Сабрина, которая пришла после зимних каникул, — это уже не та Сабрина, с которой я подружилась в начале года. Она больше не может нормально разговаривать. Когда я на перемене стала рассказывать ей о том, что видела, как Гаджиева вместе с новенькой садилась в машину к каким-то парням, она не захотела слушать и перевела разговор на Всевышнего. Клянусь, я хорошо к Сабрине отношусь, но зачем я должна всегда ее религиозные разговоры слушать?
Я спустилась в коридор, чтобы посмотреть расписание на следующую неделю. Кто-то сзади ко мне подошел.
— Хадижа… — позвал меня мужской голос.
Я повернулась. Это был друг Махача Шамиль, за которого он просил в столовой. Этот Шамиль еще смеялся над моим желтым костюмом.
— Давай отойдем немного, мне надо с тобой поговорить, — сказал он.
Все мысли разом пришли в мою голову — с Махачем что-то случилось, и он прислал Шамиля предупредить. Или Шамиль пришел сказать, что Махач уже женился, недаром я за эту неделю ни разу не видела Сакину. Или он, может быть, ничего не знает про нас с Махачем, и пришел опять просить у меня телефон.
Я отошла от расписания — туда, где раньше в углу сидела Нинушкина мама. Там было темно, но все равно в глаза сразу бросалось, какая у этого Шамиля испорченная кожа — вся в красных дырочках, как будто он оспой болел.
— Хадижа, давай куда-нибудь пойдем посидим. У меня к тебе важный разговор, — сказал он, в упор глядя мне в лицо.
Его взгляд был горячим, и я боялась, его глаза оставят такие же дырки на моем лице. Я подняла руку, потрогать свою щеку, она была гладкой.
— Я никуда не пойду, — ответила я. — Здесь говори, что хочешь сказать.
— Это серьезный разговор, — сказал он. — Тебе он нужен больше, чем мне. Это про Махача.
— Здесь скажи мне про Махача, — все равно говорила я.
— Здесь я не могу. Чего ты боишься? Что я тебе сделаю? Твои однокурсницы ходят с парнями, чай пьют. Сейчас же не Средние века. Если ты хочешь про Махача знать, давай сходим, посидим спокойно, без резких движений пообщаемся.
Я знала, что не надо мне с ним никуда ходить. Этот Шамиль, он мне чужой человек. Бабушка убила бы меня за один разговор с ним. Но если он хочет сказать мне что-то важное? Что-то такое, от чего зависит наше с Махачем будущее счастье? Клянусь, если бы Махач мне за эту неделю прислал хоть одно эсэмэс, я бы с ним не поехала. Но от Махача не было никаких новостей, как я могла отказаться узнать что-то важное о нем?
Мы вышли из университета, и он повел меня к серебристой иномарке.
— В «Академии» давай поговорим, — сказала я, чтобы никуда с ним не ехать.
— Там одни знакомые, поговорить спокойно не дадут.
Белое толкало меня в плечо и говорило не садиться в его машину. Но из-за того что я уже дала согласие, я не остановилась. Сколько раз уже такое со мной было — я знаю, что так делать не надо, но все равно делаю.
Мы поехали сначала по Двадцати Шести Бакинских Комиссаров, повернули налево и проехали продуктовый рынок «Анжи». Дальше уже начинался Редукторный поселок, а это далеко от центра. Я хотела остановить машину и выйти, но тут до меня дошло, что, наверное, он меня везет к Махачу. Или почему тогда он не поговорил со мной в машине? От радости у меня забилось сердце. Неужели я сейчас увижу Махача?
Я посмотрела на Шамиля. Он сидел ко мне боком и как будто внимательно следил за дорогой. Еще больше, чем его кожа, мне был противен его тонкий кривой нос. Его ноздри раздувались и показывали рыжие волоски. Клянусь, если бы он до меня дотронулся, меня бы сразу стошнило.
Мы проехали какие-то гостиницы и озеро. Наконец машина остановилось.
— Выходи, — сказал он.
Я вышла из машины и пошла за ним. Он подошел к какому-то низкому зданию, на котором сверху кривыми буквами было написано «Кальянная». Аман, зачем Махач позвал меня в такое место? Зачем я согласилась сюда прийти? Еще есть время остановиться — повернуться и убежать отсюда, думала я, но вместо того, чтобы убежать, я переступила порог.
Внутри было темно. По бокам от дверей стояли две девушки в узких брюках и с вытянутыми утюжками волосами. Они показали на проход, закрытый бархатными занавесками. Шамиль вошел первый, а я за ним. В комнате не было окон, но когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела, что Махача там нет. У меня сразу подогнулись ноги, и я стояла, теперь не зная, что мне делать.