На другой день возле наших ворот остановился автобус. Мы издалека услышали его шум. Дедушка надел папаху и не спеша пошел во двор. Бабушка бросила колоть грецкие орехи и побежала за ним следом. Мы с мамой вышли последние.
Дядя вошел во двор в военной одежде. В руках он нес желтый чемодан. Дедушка захихикал и протянул ему руку. Пока они трясли руки и улыбались, бабушка стояла за их спиной и вытирала сухие руки о передник. Дядя подошел к бабушке и обнял ее одной рукой. Бабушка захихикала. Дядя обнял маму двумя руками и похлопал ее по спине. Подошел ко мне, взял на руки и хотел подбросить, но сильно надавил руками мне на бока, я начала крутиться и он, хихикая, опустил меня на землю.
— Пошли, пошли, — позвала бабушка, — давай обедать.
Дядя с дедушкой ушли в комнату для гостей. Мама носила туда хлеб, соленья, тарелки, в которых плавало жирное мясо и картошка. Бабушка принесла пряники и конфеты. Я стояла на пороге и смотрела из-за занавески, как они отламывают хлеб и макают его в тарелки. Дядя меня заметил и снова захихикал. У него были голубые, как у дедушки, глаза. И красные кучерявые волосы. Почти такого же цвета, как у мамы. У нас в селе мало людей с такими волосами.
— Хадижа, иди сюда, — позвал он.
Я вошла в комнату.
— Что ты хочешь — пряник или конфету? — спросил дядя.
— Все хочу, — ответила я.
Он засмеялся и дал мне и пряник, и конфету.
— Ты совсем на Айшу не похожа, — сказал он.
— А на кого она похожа? — спросил дедушка.
— На нашу мать, — ответил дядя.
Зачем он так сказал, обиделась я. Я ни за что не хотела быть похожа на бабушку! У бабушки большой красный нос и узкие глаза. У нее морщины и грудь, как две старые груши, которые упали с дерева на землю и высохли. Я видела один раз, когда она переодевалась!
— Не хочу быть на нее похожа, она страшная!
Дедушка захохотал.
— Э, ты не знаешь, в молодости твоя бабушка была самой красивой в этом селе. Сколько за нее сватались, я даже думал — все, мне она не достанется. Радуйся Хадижа, что ты — вылитая она. Не то что твоя мать — бледная, худая, рыжая. Я, правда, сам тоже рыжий был, теперь седой, — сказал дедушка. — Вот твой дядя рыжий. Спроси, как его дразнили всегда.
— Рыжий-пыжий конопатый, убил дедушку лопатой, — сказал дядя и захихикал.
— Не надо дедушку убивать!
— Ах ты моя молодец, — обрадовался дедушка. — На тебе за это еще пряник, — он протянул мне другой пряник.
В обед места на нашем крыльце для чужих галош не осталось. К нам в дом шли и шли мужчины. Они заходили, жали руку сначала дедушке, потом дяде. Из той комнаты постоянно доносилось:
— Салам алейкум.
— Алейкум салам.
Они садились вдоль клеенки, мама и бабушка носили им еду. Пришла Салиха и другие соседки. Несколько раз бабушка приносила из сарая бутылки водки. Она накрывала их передником и брала в руки через него, чтобы не касаться к водке. По ее лицу можно было подумать, она съела червяка. Бабушка ненавидела водку. Ее пили только мужчины. Ни одна женщина в нашем селе не пьет водку, это такой позор. Но они берут бутылки в руки, когда носят их мужчинам на стол, а бабушка берет только через передник и всегда строит такое лицо, как будто ее сильно тошнит.
Соседки горланили, пока лепили курзе. Мама раскатывала тесто на большом деревянном круге. Иногда она переставала катать, опускала скалку, закрывала глаза и прислонялась к стене. Бабушке хватало одного взгляда, чтобы мама, вздрогнув, снова начинала катать.
Дедушка несколько раз выходил из комнаты, в которой было столько мужских голосов, что я не могла разобрать ни слова из того, о чем они говорили.
— Неси, да, — говорил он бабушке, вытирая лоб.
Его лицо так покраснело, будто он только что кого-то зарезал. На лбу выступил пот — в доме было очень жарко.
Бабушка вставала, поджимала губы, чтобы их совсем было не видно, и очень гордо с прямой спиной шла в сарай. Она возвращалась, неся в переднике бутылки и говоря: «Пах… пах…» Это слово она всегда говорит, когда злится. Она становится как чайник, который вскипел, а его забыли выключить.
— Дай я буду им эту водку носить, — сказала Салиха, когда бабушка встала еще раз, чтобы идти в сарай.
— Не надо! — ответила бабушка и пошла — «пах… пах…».
Одна соседка вытаскивала курзе на подносы, бросала сверху кусок масла, а другая уносила мужчинам. Большая кастрюля без крышки несколько часов кипела на печке, от нее поднимался жирный пар. В нее постоянно подливали воду. Даже от моих волос под косынкой пахло мясом.