Он уже не был уверен, что ему удастся уговорить ее стать своей любовницей, и теперь упивался блаженными мгновениями, которые, быть может, и не повторятся, стремясь вместить в один поцелуй всю жизнь.
Поцелуй становился все более страстным, и внезапно в голове Бенедикта зазвенел назойливый голос, говоривший ему о том, что все это уже было. Два года назад он танцевал с женщиной, а когда собрался поцеловать ее, она сказала, что ему придется вложить в этот поцелуй всю жизнь.
Тогда он был чересчур самонадеян и не поверил ей. Потеряв ее, Бенедикт не встретил ни одной женщины, с которой мог представить себе свою дальнейшую жизнь. До тех пор, пока не познакомился с Софи.
В отличие от таинственной незнакомки в серебристом платье Софи не была той, на ком он надеялся жениться, но, с другой стороны, в отличие от той же незнакомки она находилась здесь, с ним рядом. И он не собирался ее от себя отпускать. Он вдыхал нежный запах ее волос, ощущал губами ее сладкие губы и чувствовал себя на седьмом небе от счастья. У него было такое ощущение, будто она создана для него, а он - для нее.
– Пойдем ко мне, - прошептал он ей на ушко. Софи промолчала, но Бенедикт почувствовал, что она вся напряглась. - Пойдем, - снова прошептал он.
– Я не могу, - прошептала Софи в ответ.
– Нет, можешь.
Софи покачала головой, однако не отстранилась, и Бенедикт, воспользовавшись этим, вновь прильнул к ее губам. Язык его скользнул ей в рот, вбирая в себя его сладость. Рука непроизвольно нащупала высокую грудь, легонько сжала ее, и у Бенедикта перехватило дыхание от остроты охвативших его чувств. Но этого ему показалось мало. Ему хотелось ощутить бархатистую кожу Софи, а не материю платья.
Однако он понимал, что здесь для этого не место. Они стоят в саду его матери. Кто угодно их может заметить, и, если бы он не увлек ее незаметно в беседку рядом с дверью, уже наверняка заметили бы. И это стоило бы Софи потери работы.
А может быть, наоборот, стоит вытащить ее на всеобщее обозрение? Тогда она лишится работы, и у нее не будет иного выхода, как стать его любовницей. Ведь именно этого он добивается.
Но в этот момент ему пришло в голову - откровенно говоря, Бенедикт удивился тому, что в такой момент ему вообще что-то может приходить в голову, - что одной из причин, по которой он так любил Софи, было присущее ей чувство собственного достоинства. К несчастью для Бенедикта, она слишком уважала себя, чтобы совершить поступок, идущий вразрез с ее представлениями о достоинстве и чести.
И если он погубит ее репутацию, выставив на посмешище перед людьми, которыми она восхищается и которых уважает, дух ее будет сломлен. А это было бы непростительным преступлением.
И Бенедикт медленно отстранился. Он по-прежнему хотел ее и хотел, чтобы она стала его любовницей, но силой принуждать ее к этому, компрометируя перед прислугой матери, не собирался. Когда она придет к нему - а в том, что она это сделает, он поклялся, - это произойдет по ее собственной доброй воле.
А он, со своей стороны, приложит все усилия к тому, чтобы это произошло как можно быстрее.
– Вы остановились, - удивленно прошептала Софи.
– Здесь не место, - ответил Бенедикт.
Несколько секунд лицо ее оставалось бесстрастным, но потом на него словно упала тень. Оно исказилось от страха. Началось все с глаз, которые вдруг стали невероятно круглыми и еще более зелеными, чем обычно, потом приоткрылись губы, и с них сорвался крик ужаса.
– О Господи! Я не подумала… - прошептала Софи скорее себе, чем Бенедикту.
– Я знаю. - Он улыбнулся. - И очень хорошо, что ты не думала. Я ненавижу, когда ты думаешь. Это всегда плохо для меня кончается.
– Больше этого не должно повториться.
– Не должно повториться здесь, ты хочешь сказать.
– Нет, я хочу сказать…
– Ни слова больше, иначе ты все испортишь!
– Но…
– Окажи мне любезность, - перебил он ее, - дай мне поверить, что сегодняшний день закончится без твоих обычных слов, что этого больше никогда не повторится.
– Но…
Бенедикт прижал к ее губам палец.
– Ты не хочешь выполнить мою просьбу?
– Но…
– Неужели я не заслуживаю даже такой малости?
Наконец он добился своего: Софи улыбнулась.
– Вот и хорошо. Так гораздо лучше, - проговорил Бенедикт.
Губы Софи дрогнули, улыбка стала шире.
– Молодец, - прошептал он. - А теперь я должен идти. Прошу тебя только об одном. Пока я буду идти, оставайся там, где стоишь, и продолжай улыбаться. Потому что любое другое выражение на твоем лице разбивает мне сердце.