Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
27 
Ей не хотелось страдать. Ей не хотелось испытывать отчаяние. И если ради этого нужно отказаться от блаженства и восторга – что ж, пусть будет так.
Важность размышлений заставила Люси затаить дыхание. Наконец она посмотрела на мистера Бриджертона.
– Это уж слишком, – услышала она собственный голос. – Это было бы слишком. Я бы... Я бы...
Он медленно покачал головой.
– У вас не останется выбора. Это будет вне вашей власти. Это просто... случится...
У Люси от удивления приоткрылись губы.
– Она так и сказала.
– Кто?
Когда Люси заговорила, ее голос зазвучал до странного беспристрастно, как будто не она произносила слова, а они сами истекали из ее памяти.
– Гермиона, – ответила она. – Именно это Гермиона сказала о мистере Эдмондсе.
Губы мистера Бриджертона сжались, а уголки рта опустились.
– Действительно?
Люси кивнула.
– Почти дословно. Она сказала, что это с ней просто случилось. В одно мгновение.
– Она именно так и сказала?
Его голос казался безжизненным, как эхо. И действительно, ему просто больше ничего не оставалось – только шептать глупые вопросы, искать подтверждения, надеяться на то, что ослышался и что она сейчас даст ему совершенно другой ответ.
Но, естественно, другого ответа она не дала. Грегори ощутил пустоту в груди, горло сдавил спазм. Это было совсем не то, что он хотел услышать. Напротив, это было именно то, чего он слышать совсем не хотел.
Она подняла голову, и ее глаза, серые в ночном полумраке, встретились с его глазами. И вдруг ему показалось, что он отлично понимает ее, знает, что она сейчас скажет и какое у нее будет выражение лица, когда она это скажет. Это было странное ощущение, пугающее и, что самое главное, опечаливающее, потому что все это касалось не высокочтимой мисс Уотсон.
А леди Люсинды Абернети. И она не являлась той самой женщиной, с которой он намеревался прожить до конца дней.
Она довольна красива, очень умна и более чем привлекательна. Но Люси Абернети не для него. Грегори едва не расхохотался. Насколько было бы проще, если бы его сердце при первой встрече потянулось к ней. Пусть она практически обручена, но не влюблена же. В этом Грегори не сомневался.
А Гермиона Уотсон...
– Что она сказала? – спросил он, страшась ответа.
Леди Люсинда склонила голову набок. У нее был озадаченный вид.
– Она сказала, что даже не видела его лица. Только затылок...
«Только затылок».
– ...а потом он повернулся, и для нее зазвучала музыка, и у нее в голове билась только одна мысль...
«Я погиб».
– ...«Я погибла». Вот что она мне сказала. – Люси с любопытством взглянула на мистера Бриджертона. – Вы представляете? Она погибла! Надо же. Просто в голове не укладывается.
А у него укладывалось. Отлично укладывалось.
Все было ясно.
Грегори посмотрел на леди Люсинду и увидел, что она наблюдает за ним. Она все еще выглядела озадаченной. И озабоченной. И немного смущенной, когда спросила:
– Вам не кажется это странным?
– Кажется.
Произнесено было лишь одно слово, но в нем заключалась вся боль души. Потому что это действительно было странно. И резало, как ножом. Ведь предполагалось, что такие чувства она будет испытывать только к нему, больше ни к кому.
Все шло не так, как предполагалось.
Неожиданно, как будто сбросив с себя чары, леди Люсинда сделала несколько шагов вправо. Она вгляделась в книги – вряд ли она смогла прочитать в темноте хоть одно название – и провела рукой по корешкам.
Грегори, сам не зная почему, следил за ее рукой. Просто следил за тем, как рука скользит, и пришел к выводу, что она очень изящная. В глаза это не бросалось, потому что вся внешность леди Л Люсинды была цветущей и традиционной. Элегантность же, как все ожидают, должна мерцать, как шелк, излучать свет и ошеломлять. Элегантность – это орхидея, а не обычная маргаритка.
Но когда леди Люсинда начинала двигаться, она преображалась. Казалось, что она... летит.
Она отлично танцует. В этом Грегори не сомневался.
Хотя не понимал, почему это имеет для него такое значение.
– Я сожалею, – сказала она, поворачиваясь.
– О мисс Уотсон?
– Да. Я не хотела причинять вам страдания.
– А вы и не причинили, – возможно, чуть резче, чем следовало бы, сказал Грегори.
– О! – Она заморгала, вероятно, от удивления. – Что ж, я рада этому. Я не хотела делать вам больно.
Грегори понял, что она действительно не хотела. Она не из таких.
27 
