– Приношу свои извинения за то, что ворвался в ход твоих мыслей, – сухо проговорил Энтони. – Ты слышал что-нибудь – ну хоть что-нибудь – из того, что я сказал?
– Об усердии, – ответил Грегори и, придав своему лицу достаточно серьезности, кивнул. – О направлении.
– Вот именно, – воскликнул Энтони, и Грегори поздравил себя с вдохновенным исполнением роли. – Тебе давно уже следовало бы наконец определиться с направлением своей жизни.
– Конечно, – пробормотал Грегори.
Он согласился с ним главным образом потому, что был ужасно голоден, а время ужина уже миновало. И еще он слышал, как его невестка сервировала в саду стол с прохладительными напитками. Кроме того, спорить с Энтони было бессмысленно. Абсолютно.
– Ты должен изменить свою жизнь. Выбрать новый курс.
– Действительно.
Может, к напиткам подадут сандвичи. Он мог бы слопать штук сорок этих забавных крохотных бутербродиков с хрустящей корочкой.
– Грегори!
Голос Энтони приобрел специфические интонации. И Грегори понял, что настало время включить внимание.
– Хорошо, – сказал он. Его всегда удивляло, как это коротенькое слово способно избавить человека от произнесения целого предложения. – Полагаю, я примкну к духовенству.
Это сразило Энтони наповал. Насмерть. Грегори молчал, смакуя момент. Жаль только, если ему и в самом деле придется стать викарием.
– Прошу прощения? – наконец пробормотал Энтони.
– Как будто у меня есть выбор, – сказал Грегори. Как только слова прозвучали, он сообразил, что сейчас впервые произнес их. И от этого они сделались более реальными. – Карьера военного или священника, – продолжил он. – А здесь следует добавить, что я чудовищно плохой стрелок.
Энтони ничего не сказал. Оба знали, что это правда. После непродолжительного неловкого молчания Энтони проговорил:
– Есть еще сабли.
– Да, но при моей удачливости меня обязательно отправят в Судан. – Грегори пожал плечами. – Я не очень привередлив, но там действительно слишком жарко. А ты хотел бы туда?
Энтони ответил без колебаний:
– Нет, естественно, нет.
– А еще есть мама, – добавил Грегори, начиная получать удовольствие от ситуации.
Повисла пауза. Потом:
– А при чем тут... она?
– Вряд ли она обрадуется, если меня направят туда, и тогда тебе, не забывай об этом, именно тебе придется держать ее за руку, когда она начнет волноваться или когда ей приснится кошмар о...
– Больше ни слова, – перебил его Энтони.
Грегори позволил себе мысленно улыбнуться. Конечно, это было нечестно по отношению к матери, которая, кстати сказать, никогда не имела склонности предрекать будущее на основе столь эфемерного явления, как сон. Однако она действительно категорически возражала бы против его отъезда в Судан, и Энтони действительно пришлось бы выслушивать ее сетования по этому поводу.
А так как Грегори очень не хотелось покидать туманные берега Англии, то вопрос был решен.
– Хорошо, – сказал Энтони. – Хорошо. Я очень рад, что между нами наконец-то состоялся этот разговор.
Грегори бросил взгляд на часы.
Энтони откашлялся. Когда он заговорил, в его голосе зазвучало нетерпение:
– И что ты наконец-то задумался о своем будущем.
У Грегори на скулах заиграли желваки.
– Между прочим, мне всего лишь двадцать шесть, – недовольно напомнил он. – Я еще достаточно молод для слишком частого повторения слова «наконец-то».
Энтони многозначительно изогнул бровь.
– Так мне связаться с архиепископом? Поговорить с ним о том, чтобы тебе подыскали приход?
Неожиданно на Грегори напал приступ кашля.
– Э нет, – переведя дух, ответил он. – Во всяком случае, пока.
У Энтони дернулся уголок рта. Слегка, совсем незаметно и отнюдь не вверх, чтобы потом растянуться в улыбку.
– Ты мог бы жениться, – тихо проговорил он.
– Мог бы, – согласился Грегори. – И женюсь. Я действительно собираюсь жениться.
– Правда?
– Когда найду подходящую жену. – Увидев на лице Энтони сомнение, он добавил: – Уверен, что ты первый посоветовал бы мне жениться по любви, а не по расчету.
Энтони был одержим собственной женой, которая, в свою очередь, была одержима им. Энтони также был всем сердцем предан своим семерым младшим братьям и сестрам, поэтому для Грегори не стало откровением, когда тот совершенно искренне сказал:
– Я желаю, чтобы ты так же наслаждался счастьем, как я.
От необходимости отвечать Грегори избавило громкое урчание у него в животе. Он сконфуженно посмотрел на брата.