– Ой, мама, – сказала Гиацинта, улыбкой отвечая на слова матери. – Он знает, что я дразню его только потому, что ужасно люблю. – Она одарила Грегори лучезарной улыбкой.
Грегори вздохнул потому, что это было правдой, и потому, что сам испытывал к сестре такие же чувства, хотя его очень утомляло быть ее братом.
– Между прочим, он отвечает мне взаимностью, – продолжала Гиацинта, – но, будучи мужчиной, не разменивается на слова.
Виолетта кивнула:
– Это действительно так.
Гиацинта повернулась к Грегори:
– Хочу особо отметить: я никогда не таскала тебя за волосы.
Ему пора убираться отсюда. Иначе он сойдет с ума. Честное слово, с него хватит!
– Гиацинта, – сказал он, – я тебя обожаю. И ты знаешь это. Мама, я и тебя обожаю. А теперь я пойду.
– Подожди! – окликнула его Виолетта.
Грегори обернулся. Зря он надеялся, что уйти будет легко.
– Ты согласишься сопровождать меня?
– Куда?
– Как куда? На свадьбу, естественно.
Господи, откуда этот мерзкий привкус во рту?
– На чью свадьбу? Люси Абернети?
Мать смотрела на него совершенно невинным взглядом.
– Мама, – проговорил он, – благодарю за приглашение, но я не желаю идти на свадьбу леди Люсинды.
Он воспользовался моментом, пока внимание женщин было занято друг другом, и ускользнул.
Количество гостей сильно увеличилось, и он вдруг сообразил, что Люси могла приехать, пока он разговаривал с матерью и сестрой. Если так, то она наверняка в бальном зале, решил он и стал пробираться ко входу. Дело оказалось трудным: его почти месяц не было в городе, и, казалось, каждому хотелось поделиться с ним своими новостями. Кстати, совершенно неинтересными.
– Желаю вам удачи, – бросил он лорду Тревелстему, пытавшемуся заинтересовать его лошадью, на которую у него самого не было денег. – Уверен, у вас не возникнет никаких проблем...
Неожиданно Грегори перестал что-либо слышать.
И лишился дара речи.
И способности думать.
Господи, только не это!
– Бриджертон?
На том конце зала, рядом с дверью. Трое джентльменов, пожилая дама, две матроны и...
Она.
То была она. И его потянуло к ней, как будто их связывал прочный канат. Он почувствовал, что должен как можно скорее оказаться рядом с ней.
– Бриджертон, в чем...
– Прошу прощения, – каким-то чудом сумел выговорить Грегори и устремился прочь от Тревелстема.
Это была она. Только...
Совсем другая. Не Гермиона Уотсон. Это была... Грегори не мог сказать, кто это, потому что видел ее только со спины. Но это точно была она – его охватили те же чувства, что и в прошлый раз. И от этих чувств у него закружилась голова. А в груди поднялось ликование. Из легких вытек весь воздух. Он ощутил себя пустым.
И полным желания к ней.
Все было именно так, как он всегда представлял, им владело волшебное, сверкающее осознание того, что жизнь обрела смысл, что он нашел «ту самую».
Оставался один нюанс. Все это он уже чувствовал раньше. И Гермиона Уотсон оказалась не «той самой».
Господи, неужели человек способен дважды сходить с ума от любви?
Разве не он призывал Люси к осторожности и предупреждал, что, если ее когда-нибудь охватит такое же чувство, она не должна доверять ему?
И все же...
И все же то была она.
И он снова оказался на том же распутье.
И все это происходило с ним снова.
Точно так же, как с Гермионой. Нет, даже хуже. Его тело звенело, в руках и ногах появился зуд нетерпения. Ему хотелось взвиться вверх, перелететь через зал и... хотя бы... хотя бы...
Увидеть ее.
Ему хотелось, чтобы она повернулась. Ему хотелось заглянуть ей в лицо. Ему хотелось узнать, кто она такая.
Ему хотелось узнать ее.
Нет.
«Нет, – приказал он себе и попытался направить свои стопы в другом направлении. – Это полное сумасшествие. Пора уходить. Уходить немедленно».
Но он не мог. Даже несмотря на то что рациональная часть сознания требовала, чтобы он немедленно шел прочь, он будто прирос к месту и с нетерпением ждал, когда она обернется.
Молил, чтобы она обернулась.
И тут она действительно обернулась.
Это оказалась...
Люси.
Грегори застыл словно громом пораженный.
Люси?
Нет. Это невозможно. Он же знает Люси.
Она никогда на него так не действовала.
Он виделся с ней десятки раз, даже целовал и ни разу не чувствовал себя так, будто бездна поглотит его, если он немедленно не окажется рядом с ней и не возьмет ее за руку.