173 
Правда состоит в том, что люди никогда еще не совершали таких чудовищных преступлений против собственной религиозной культуры, против светской власти, в лице семьи Николая Романова. Но причинная, более высокая правда заключается в том, что церковные иерархи, вкупе с венценосным императором беззастенчиво предали свой народ и обрекли его на несказанные страдания. Это предательство сделалось возможным в результате вопиющего несоответствия между правами и ответственностью, присвоенными себе царствующими особами и духовенством. А теперь, выставляя Николая Романова в образе великомученика и причисляя его к лику святых, православные иерархи, что называется, заметают следы, наводят морока. Потому что, если убиенный император Николай — святой, то и попы при нем, они ведь плоть от плоти, в гербовом двуглавом исполнении.
Невеселые мысли приходят на ум, когда по киевскому телевидению демонстрируют забавного негра, азартно проповедующего слово Божие. Одного из сонма евангельских миссионеров, атакующих в последние времена наше заплутавшее отечество. Конечно, нет ничего плохого в том, что представители и далеких, экзотических стран славят имя Господа нашего Иисуса. Только чудится мне, что по ночам, краснеют от стыда святые мощи Киево—Печерских праведников.
Давным—давно, когда далекие дедушки этих новоиспеченных проповедников только еще учились неуклюже сползать с баобабов, на киевской святой земле высоким горением святили лампады подвижников духа. И негоже заморским ловцам человеческих сердец вести себя на этой земле так, будто они явились сюда в первозванном обличии. По—хорошему, все эти заезжие ребята, если они действительно претендуют на христианское благочестие, должны бы сразу в Борисполе, по выходе из самолета проследовать ползком на пузе к мощам наших великих праведников. Осмотреться в трезвом уме и попытаться проникнуться уважением к тысячелетней христианской истории нашего народа.
Каюсь, грешный человек, краснею от всего происходящего вокруг и я. Краснею, когда читаю на улицах почтенного Киева заманчивые приглашения во всевозможные церковные собрания, для духовного оболванивания. Я досадую от бессилия, когда встречаю в поезде метро юное создание с раскрытой Библией в руках, ибо знаю наверняка, что радость пробуждения эта просветленная душа испытала не в моем православном храме. Нынешнее положение дел в нашей церкви таково, что я, православный человек, должен честно признать перед всем миром: у меня нет возможности подать руку этому юному созданию и привести его в свой храм, где Божие чадо встретят умные и добрые пастыри. Встретят не корысти или своенравия ради, но только и исключительно из христианской любви к ближнему. Свидетельствую об этом пред Господом Богом моим.
Могут возразить, а что плохого в том, когда люди, и молодежь в особенности, предпочитают православной церкви, скажем так, иные конфессии? Отвечаю, плохого в этом, разумеется, нет ничего, ибо всякое прославление Царствия Божия весьма желанно и благоприятно во всех отношениях. Но вот в чем я убежден бесповоротно — полноту религиозного чувства, его высшую ипостась, славянская душа может испытать только в лоне православной церкви.
У каждого человека окромя памяти интеллектуальной есть еще очень цепкая наследственная память, память генетическая. В недрах этой памяти, у любого из моих соотечественников, сокрыто несметное религиозно—нравственное богатство, накопленное предшествующими поколениями людей. Жизнь наших предков всегда нераздельно переплеталась с церковным укладом, с культурой православного богослужения. Все значительные события в жизни каждого человека и, следовательно, все наиболее яркие переживания человеческих скорбей и радостей, были освящены и сопровождались церковными обрядами. Сами эти обряды, их порядок и внешнее оформление впитывали в себя на протяжении веков лучшие этнические и нравственно—эстетические особенности нашего народа. Поэтому, когда в молитве верующего человека происходит слияние переживаемого духовного восторга с памятью прошлых поколений, возникает абсолютная гармония торжествующей души с окружающим миром. Вот почему, при всем уважении к иным христианским исповеданиям, я утверждаю, что их молитвы, даже самые высокие и искренние, не могут претендовать в славянской душе на религиозную полноту, ибо они не подкрепляются наследственной, генетической памятью человека.
173 
