По итогам своего довольно продолжительного отсутствия, Чапаю предстояло каким—то фантастическим образом преподнести ординарцу правдоподобную версию пропажи свадебного подарка. Если сейчас подойти к столу и выложить правду, что это беспардонный Всевышний умыкнул царское колечко, откровение будет выглядеть до неприличия бессовестно. Петька ни за что не поверит и решит, что командир зажилил дорогую вещицу. Кроме прочего, ему предстояло сделать необходимые распоряжения по организации сегодняшнего идиотского ужина. Объясниться, без посвящения в свою тайную связь с Создателем, понятное дело, уже наверняка не получится. Но как преподнести эту забавную новость без признаков сумасбродства, Чапаев не представлял. Поэтому Василий Иванович рассудил отложить все разборки до вечера, с надеждой, что после визита злополучных гостей, многое должно разрешиться самим собой.
На подходе к центральному пеньку, Чапая приветствовала вертлявая собачонка, которая, радостно подвизгивая, так и норовила чиркнуть хвостом по хромовому глянцу генеральских сапог. Комдив дружелюбно присел на корточки, взял псинку на руки, погладил, пригорнул ее теплое тельце и от всей души позавидовал собачей безмятежности. В связи с чем вспомнил справедливое замечание Создателя, что иная болотная жаба бывает счастливее многих, бестолково озабоченных своею персоной людей. Подойдя вплотную к ожидавшим его в нетерпении сослуживцам, он пустил собачонку на волю и нарочито беспечно сообщил, что с царским кольцом все в порядке, оно действительно принадлежало венценосной дочурке, но есть еще один деликатный момент, о котором Петька узнает лишь вечером.
Надо заметить, что намек на какой—то деликатный момент не оказался для ординарца полным сюрпризом. Одно только необъяснимо долгое отсутствие комдива вызывало справедливое подозрение, не говоря уже о всем услышанном далее.
— Сегодня вечером, к нам в Разлив пожалуют на ужин необыкновенные гости, — многозначительно поставил на вид Василий Иванович. — Наберитесь терпения, люди прибудут очень почетные, они наверняка помогут разобраться с Петькиным свадебным подарком, и я полагаю, что не только с ним одним. По всему вижу, вечер обещает получиться не скучным, принесет нам немало свежих впечатлений и неизгладимую память на будущее. В этой связи принимайте к исполнению неотложные командирские распоряжения. Денщику приказываю подготовить полную комплектацию для варки рыбацкой, по высшему классу ухи, такой, что у казаков исстари «царской» зовется, и побеспокоиться на счет доброго первача. Только не такого, каким в прошлый раз оказался, после которого у меня двое суток башку отрывало. Если меня такой гадостью почивают, представляю, каково рядовым красноармейцам приходится. А ты, Петро Парамонович, уж будь добр, приведи себя в надлежащий порядок, больно вид у тебя последнее время какой—то всегда затрапезный. Ты кто таков есть? Ты боец Красной армии, личный мой ординарец, наконец, можно сказать образцовое лицо всей дивизии. Сходил бы на озеро, что ли, побрился, помылся как следует, на нюх не переношу от бойца кобылячьего запаха. Пора, знаешь, становиться благороднее что ли, мы же за светлую, красивую жизнь ведем борьбу в огне революции.
«Интересная канитель получается, — подумал про себя ординарец, — у командира совсем чердак прохудился. Сколько мы этих благородных за штабом к стенке поставили, а теперь самим благородными сделаться сдуру советует, чтобы и нас следом, под стенкой, как кур перехлопали. Если так дальше дело покатит, наши с Чапаем дорожки и впрямь разойдутся».
— Так ведь были же в России господа благородные, Василий Иванович, — напомнил на хитром глазу отнюдь не растерявшийся ординарец, доставая из кармана галифе такой же как и у Чапая, расшитый бисером кисет. — Много было, может зря мы усердствовали, может, следовало оставить белую кость на развод хоть маленько? Хороший хозяин завсегда оставит пару холеных свиней для приплоду.
После Петькиных заявлений, за версту смердящих белогвардейщиной, глаза комдива без бинокля округлились до габаритов оптических стекол. «Час от часу не легче, — подумал про себя Чапай, — вот идиот, тянет же дуралея в большую политику, и минуты не живется спокойно, таки угодит на гачек в контрразведку».
— Ты поболтай у меня, башка бестолковая, — не замедлил осадить пустобреха Чапай, — благородные разные бывают. Мы из пролетарской и крестьянской бедноты таких защитников революции воспитаем, что царским гвардиям и не мечталось. Белые офицеришки к нашим новым лихим командирам и в денщики не сгодятся. Разве что Кашкету в подручные, самовары или сапоги начищать, — слегка юморнул, похлопывая по плечу денщика, Василий Иванович. — Вот бы возглавить тебе ансамбль балалаечников из белого офицерства, было бы где в полную мощь развернуть пролетарское дарование.