По ходу беседы комдив несколько раз пытался незаметно щипать себя за филейные прелести, дабы удостовериться в подлинности невероятного приключения. Однако собеседник сразу же подымал на смех эти невинные хитрости, даже прикидываясь дураком предлагал сбегать в шалаш за плоскогубцами, чем определенно доказывал, что видит все, как в японском телевизоре, и скрываться от него так же бессмысленно, как новобранцу таиться в самоволке от всевидящего ока товарища Фурманова. Сейчас невозможно восстановить, как долго длилась беседа, потому как Создатель несколько раз отвлекался по собственным нуждам и, вежливо испросив извинения, продолжал свой заковыристый треп. В заключение он предложил, что называется, поддерживать связь и, в случае необходимости, без всяких церемоний обращаться в любую минуту за помощью.
Василий Иванович, в соответствии с правилами хорошего тона, выразил встречную готовность наладить дружеские отношения, а вот касательно непрошенной помощи, с гордостью сообщил, что привык рассчитывать на собственные силы.
Звонки стали повторяться с завидной регулярностью и сделались бесплатным приложением к суровым Чапаевским будням. Справедливости ради необходимо сказать, что в приятельских отношениях Всевышний не был излишне предусмотрителен или деликатен, потому что повадился объявляться в режиме бесконечных сюрпризов, очень густо в самые неподходящие моменты. Положим, во время исполнения безотлагательных служебных обязанностей, связанных чаще всего с военной секретностью, или даже в минуты отправления сугубо интимных мероприятий, включая и самые найинтимнейшие. Так однажды, беспардонный «Интернационал» возник поперек пути к пылающему страстью, вожделенному женскому телу, практически у самого порога. Комдиву стоило немалых усилий, чтобы сдержать свой гнев и не отправить абонента на теплую встречу с драгоценной мамашенькой.
Постепенно выяснилось, что наверху, в небесной канцелярии, орудуют на зависть пронырливые ребята, которые полностью осведомлены фактически о каждом дне прожитой Василием Ивановичем жизни. Более того, там могут безошибочно определять только еще зарождающиеся намерения и самые потаенные желания. Знают о поступках, память о которых и для него самого представлялась запретной. Еще оказалось, что на небесах никто не собирается менять что—либо в его собственной жизни, никто не настроен нарушать начертанный порядок грядущих событий. Беседы носили чаще всего дружелюбный, можно даже говорить, беззаботный характер. Создателю ничего не стоило с бухты—барахты поинтересоваться первой женщиной, открывшей прелести любви для Чапая, при этом пару раз умудрился назвать его Адамом. Мог обратиться к детским воспоминаниям маленького Васи, а однажды, не поверите, позвонил среди ночи в очень грустном настроении и предложил исполнить дуэтом самую задушевную песню Чапая — «Черный ворон». Но ничто не укротило боевого духа комдива, он продолжал воевать также азартно и самозабвенно, как в лучшие годы своей безвозвратной молодости, не роняя чести полного Георгиевского кавалера. Лишь однажды, объезжая верхом поля боевых сражений, при виде поверженных всадников, неожиданная тоска сдавила, стиснула его сердце, и тогда более всего захотелось пасть на колени и высвободить истошным воплем угнетенную душу: «Господи, прости меня грешного!».
Итак, управившись с утренним моционом и привычно примостившись на заветной ольховой коряге, Василий Иванович с наслаждением вдохнул полной грудью бодрящий воздух, поежился на утреннем холодке и как человек до самых печенок бесконечно военный, с профессиональным вниманием осмотрелся кругом. Для начала осмотрелся невооруженным глазом, но затем приставил под брови командирский бинокль.
За озером, над кромкой дальнего леса, медленно всплывала багровая макушка еще холодного солнца, отчего вся водная поверхность на озере заиграла коралловой рябью. Природа дружно озарилась таинственным преображением, словно в годину исполнения торжественного тронного гимна, возвещающего приход нового дня. Сколько их было в беспокойной жизни Чапая, этих роскошных утренних зорь, к которым никогда невозможно привыкнуть. Может потому, что в них мы черпаем надежду на будущее, лукаво манящее и влекущее за собою всякого человека. Они, эти жизнетворные зори, даруют нам новые силы и призывают к преодолению бесконечных невзгод скоротечного настоящего.