«Не отступишься? — Тяжкий вздох сожаления. — Жаль. Дурак ты, Вулдиж».
Я вполне был согласен с этим определением. Но уж лучше погибнуть так глупо, чем потом остаток жизни мучаться угрызениями совести.
Когда огонь почти коснулся меня, почти лизнул длинным языком подошву моих сапог, что-то случилось. Стало тихо. Так тихо, что от этого заложило в ушах. Куда-то пропал треск пламени и приглушенная дрожь готового рухнуть дома. Я недоуменно нахмурил— ся, поняв, что могу спокойно дышать полной грудью. Дым, от которого только что разъедало глаза и дико першило в горле, тоже исчез. Дохнуло холодом и морозной свежестью.
Я оглянулся, уже представляя, что увижу. Огонь, повинуясь чьему-то неслышимому приказу, улегся. Исчезли багровые отблески, плясавшие на потолке и рассыпающиеся веселыми оранжевыми искрами. Тени в углах вдруг сгустились, зашевелились, будто живые. Почему-то стало страшно. Нет, не так, как бывало при визитах демонов в наш мир. К этому, как ни печально осознавать, за последнее время я успел привыкнуть. Но сейчас вокруг меня происходило что-то действительно жуткое. Мир словно замер в предчувствии. Секунда растянулась в томительную вечность.
И он пришел. Зеркало, висевшее напротив кровати, не выдержав, взорвалось, обдав нас водопадом сверкающих жалящих осколков. Я едва успел отвернуться, укрывая Ташу и свое лицо от брызг стекла. Да так и остался сидеть, не смея повернуться к Темному Богу лицом. Я был уверен, что именно он, а не какой-нибудь демон, почтил меня своим визитом. Пол ощутимо завибрировал от неторопливой поступи божества.
— Вулдиж.
Негромкий голос резонировал, вызывая болезненные ощущения. Предплечье, клейменное личным знаком Темного Бога, внезапно охватила резкая пронзительная боль. Будто наотмашь хлестнули огненной плетью. Величайшим напряжением воли я подавил стон, готовый сорваться с моих губ. Ну уж нет. До этого я не унижусь.
— Вулдиж.
Было тихо. Боги, как же было тихо! В мире словно ничего не осталось, кроме меня и этого голоса, ядовитой змеей вползающего в мое сознание, мысли, тело. Невозможно было слышать его и не испытывать почтительного трепета перед всемогущим созданием, внезапно проявившим ко мне, ничтожной твари, свой интерес.
— Я думал, вам запрещено появляться в мире живых, — с трудом выдавил я из пересохшего горла. — Вы можете лишь посылать сюда своих слуг.
— Видишь, как много ты значишь для меня? — С легкой искоркой насмешки.
Мое плечо окаменело, когда на него опустилась рука Темного Бога. Я чуть скосил глаза — нет, не когтистая лапа, а самая обычная ладонь. Вон даже ногти неаккуратно обстрижены, совсем как у человека.
— Зачем вы пришли?
Молчание. Вязкое, страшное молчание. Пауза, до такой степени наполненная напряжением, что хотелось кричать во все горло, лишь бы разорвать затянувшуюся тишину. И, когда я почти готов был молить вслух о прекращении этой пытки, шепот на ухо:
— Я не могу позволить тебе умереть. Не сейчас и не здесь. У меня на тебя свои планы.
— Это мой выбор!
Я задыхался от бешенства и удушающего ужаса. Нет, не хочу! Я уже приготовился к смерти, уже смирился, что мне никогда в жизни не увидеть больше солнечного света и не распить бутылочку-другую со знакомым умертвием. Да что там, я даже почти обрадовался этому. Лишь бы сохранить свою душу и выбраться из замысловатой игры Темного Бога, правила которой мне неизвестны.
— Ты уже решаешь за свою возлюбленную и готов принести ее в жертву? — Опять скрытая насмешка в голосе. — Хорошо. Это меня радует.
— Оставь меня и Ташу в покое!
— Обязательно. Ты заслужил небольшую передышку.
Темный Бог лишь чуть-чуть сжал руку на моем плече, и я приглушенно застонал, душа крик боли, нарождающийся в груди. По-моему, я даже услышал хруст кости. И накатившая темнота милостиво приняла меня в свои объятия, но на самой грани небытия я услышал ласковый голос:
— Барон Вулдиж из рода Сурина. Считай, что ты победил в этот раз. Но и я не так давно одержал верх, когда ты провел ритуал с человеческим жертвоприношением. Так что пока счет равный. Посмотрим, чья в итоге возьмет.
* * *
Я очнулся от чьего-то ласкового прикосновения к щеке. Напрягся, готовый к чему угодно, распахнул глаза и охнул от неожиданности. Надо мной склонилась Таша. Живая и невредимая. Длинные волосы, не убранные после сна в косу, разметались вокруг бледного испуганного личика. Слишком легкое для промозглой осенней погоды домашнее платье, в котором она, по всей видимости, легла спать, не раздеваясь, намокло от дождя, бесстыже обрисовав ладную девичью фигурку.