37 
За столами сидели счастливые благополучные семьи с детьми, молодые пары и люди постарше.
Совершенно иная клиентура придет сюда позже.
Милли заказала кофе. Обняв чашку ладонями, она раздумывала, что же ей теперь делать.
Придется как-то вернуться туда… в отель.
Паспорт, одежда…
Боже, да что же она натворила? Конечно, надо поговорить с Леонидом. Но как – как решиться…
Как объяснить ему, что она не влюблялась в человека, который может произвести ребенка, чтобы порадовать своего отца, и что ей все равно, как высоки при этом ставки.
– Прошу прощенья. Можно, я сяду? – красивый глубокий голос нарушил ее безумно скачущие мысли.
Леонид стоял над ней. Говорить Милли не могла, только кивнула. Он отставил чашку, которую она держала, взял ее руки в свои, перевел дыхание и заговорил:
– Я виноват, виноват в том, что стыдил тебя. Это мой стыд, не твой. Я любому это скажу.
– Извини, как ты сказал? – нахмурилась Милли. Она не ожидала его извинений, она только смотрела на его руки, которые сжимали ее ладони. – Я просто не могу сделать это. Я не могу выйти за тебя замуж, зная…
– Прости, – он прервал ее спотыкающееся объяснение, и она в первый раз взглянула на него.
В его глазах плескалось смятение, вполне отражавшее ее состояние.
– Я не собиралась убегать, не планировала это, просто…
– Ты бросила меня?
Она вздрогнула от этого вопроса, бессмысленного вопроса. Еще более бессмысленного оттого, что в углах его рта пряталась улыбка:
– Ты бросила меня?
– А как ты думаешь, почему я здесь? Именно сейчас, когда мы должны были, взявшись за руки, идти из церкви?
– Потому что я бросил тебя.
Она остолбенела, а он продолжил:
– За полчаса до того, как ты должна была направиться в церковь, я позвонил Аннике и сказал, что не могу принудить тебя стать моей женой…
– Ты меня бросил? Почти у алтаря?
– Но, похоже, ты не собиралась к алтарю…
Она поняла, почему Леонид так странно улыбался, слушая ее сбивчивые объяснения. Она с ужасом думала, что своим поступком она подвергает его унижению и стыду, она не хотела этого. Милли чуть не рассмеялась, вспомнив крики Анники, доносившиеся из спальни.
– Могу я спросить, почему? Почему ты решила, что тебе и нашему ребенку будет лучше без меня?
– Я… Просто… Ну… Анника сказала, она передавала тебе желание вашего отца – в тот вечер, когда мы познакомились.
– Вся семья просила меня о том, чтобы я поскорее женился и подарил им наследника. Что тебя удивляет? Ты же слышала тогда наш разговор.
– Этого я не слышала.
– Милли, я не склонен отдавать отцу еще несколько лет, работая для него. Неужели ты думаешь, что я вот так, в одну минуту, отдам ему всю жизнь?
– Не знаю, – призналась Милли. Ей казалось, он захватил весь ее мир, оставив ее обнаженной. Казалось, все ее эмоции как будто воспламенились, каждая мысль, каждое чувство стало ярче, интенсивней. – Может, я ищу оправданий тому, чтобы не выходить за тебя замуж… Я знаю, что первый, кто подарит твоему отцу внука, получает в награду…
– Я говорил с ним вчера вечером и отказался от столь лестного предложения. Безумие. С какой стати мне наследовать все, когда у меня два брата и сестра. Я сказал отцу, что буду работать с ним, только если смогу делать это в Лондоне.
– В Лондоне? Ты собираешься переехать?
– Конечно. Говоря об этом, я надеялся, что мы будем вместе, настоящей семьей, но я понимаю сейчас – это невозможно. И все же я хочу быть настоящим хорошим отцом. Это трудно, если я в Австралии, а сын в Лондоне. Я знаю – даже если мы и не будем вместе, ты поступишь со мной по справедливости. Я доверяю тебе, Милли, – Леонид смотрел в ее застывшее лицо.
Для человека с таким прошлым доверие – больше, чем любовь, и Милли осознавала это. Но сейчас понимание ей не поможет, ничто не поможет, когда мужчина твоей мечты объясняет тебе, почему он не женится на тебе. Но потом станет легче. Его доверие всегда будет ей поддержкой.
– Я проснулся утром и понял – я доверяю тебе абсолютно, твердо знаю, что интересы нашего ребенка для тебя важнее всего.
– Женаты мы или нет, друзья или нет, ты всегда будешь его отцом. Всегда.
– Теперь я это знаю. Знаю, ты никогда не отстранишь меня от моего ребенка. Не как… – он замолчал, но Милли, тонущая в собственных горестях, запутавшаяся в своих чувствах, уловила что-то необычное в его голосе.
Глядя в прекрасное лицо Леонида, в его задумчивые глаза, она чувствовала, что смотрит в его душу и видит не боль, не горечь и сожаление, а кровоточащее, неуемное страданье.
37 
