Тина не знала, что и ответить.
— Ты из тех людей, у кого не может быть врагов, — продолжил Майкл. — Тебя чертовски трудно возненавидеть.
— Тебе это удалось, — выдавила она из себя, наконец-то хоть в чем-то его обвинив.
Он в изумлении вытаращился на нее.
— Нет, Тина, нет. Ненависти я к тебе никогда не испытывал. Меня разочаровали те изменения, которые происходили с тобой. Я злился на тебя. Испытывал злость и обиду. Это я признаю. Бывало, вел себя отвратительно. Но никакой ненависти не было.
Она вздохнула.
Майкл не устраивал погрома в комнате Дэнни. Теперь у нее отпали последние сомнения.
— Тина?
— Извини. Не следовало мне нагружать тебя моими проблемами. Даже не знаю, почему я это сделала, — солгала она. — И чего сразу не позвонила в полицию?
Он лизнул мороженое, всмотрелся в нее, потом улыбнулся.
— Я понимаю. Тебе было трудно сделать первый шаг. Ты не знала, с чего начать. Вот и пришла ко мне с этой байкой.
— Байкой?
— Все нормально.
— Майкл, это не байка.
— Не смущайся.
— Я не смущаюсь. С чего мне смущаться?
— Расслабься. Все хорошо, Тина, — мягко произнес он.
— Кто-то действительно побывал в доме!
— Я понимаю, что ты чувствуешь, — улыбка изменилась. Стала самодовольной.
— Майкл…
— Понимаю, будь уверена, Тина, — и в его голосе тоже слышалась уверенность. — Тебе не нужен предлог для того, чтобы задать вопрос, ради которого ты и пришла, милая, не нужна тебе байка о том, что кто-то побывал в доме. Я все понимаю и внимательно тебя слушаю. Говори. Не смущайся. Переходи к делу. Прямо говори.
Она пребывала-в полном замешательстве.
— Говорить что?
— Наша семейная жизнь рухнула под откос. Но сначала, первые годы, все у нас было прекрасно. Мы можем попытаться вернуть то время.
Тина опешила:
— Ты серьезно?
— Я думал об этом последние несколько дней. А когда увидел тебя в казино, понял, что я прав. И все будет именно так, как я себе и представлял.
— Ты серьезно?
— Конечно. — Изумление, отразившееся на ее лице, он принял за радость. — Теперь, поиграв в продюсера, ты поняла, что пора угомониться. Это разумно, Тина.
«Поиграв в продюсера!» — со злостью подумала она.
Он по-прежнему считал, что это всего лишь ее причуда — стать лас-вегасским продюсером. Ни на что не способный говнюк! Ее распирала ярость, но она молчала. Не решалась открыть рот, боялась, что с первого слова начнет орать.
— Жизнь — это не только карьера, — покровительственно вещал Майкл. — Есть еще дом и семья. Это тоже часть жизни. Возможно, самая важная ее часть, — он покивал, соглашаясь с собой. — Семья. В эти последние дни, когда завершалась подготовка твоего шоу, у меня возникло предчувствие, что ты наконец-то осознаешь — все эти постановки не могут заменить собой жизнь. Тебе нужно что-то еще, приносящее большую эмоциональную удовлетворенность.
Честолюбие Тины сыграло определенную роль в разрушении их семьи. Точнее, не столько само честолюбие, а отношение к нему Майкла. Его более чем устраивала работа за столом для блек-дже- ка. Жалованья и чаевых вполне хватало на жизнь. И он не собирался ничего менять. Но Тина не хотела просто плыть по течению, а Майклу не нравилось то упорство, с которым она штурмовала все новые высоты: балерина, костюмер, хореограф, режиссер и, наконец, продюсер. Но она никогда не пренебрегала семейными обязанностями, не забывала его и Дэнни. Дала себе зарок, что никто из них не почувствует, что его роль в ее жизни уменьшилась или сошла на нет. Дэнни все прекрасно понимал. А вот Майкл не смог понять или не захотел.
И постепенно его неудовольствие трансформировалось в черную ревность к малейшему ее успеху. Она пыталась разбудить в нем честолюбие, побуждала сделать карьеру, из простого крупье стать пит- боссом, менеджером зала, но ему совершенно не хотелось подниматься по этой лестнице. Он все сильнее отдалялся от нее. Наконец начал встречаться с другими женщинами. Удержать его она могла только одним способом — отказаться от собственной карьеры, а пойти на это она не хотела.
Со временем Майкл ясно дал ей понять, что он и не любил настоящую Кристину. Прямо об этом не сказал, но его поведение говорило красноречивее любых слов. Он обожал балерину, красотку, при виде которой у других мужчин текли слюнки. Ему нравилась зависть, которая читалась во взглядах мужчин, когда она шла рядом с ним. И пока она только танцевала, посвящала жизнь исключительно ему, ходила с ним под ручку и выглядела восхитительно, его все устраивало. Как только она решилась сделать что-то сама, он взбунтовался.