Последние отзывы

  21  

— Нам с вами не помочь.

— Помогите Вите. Он и так впечатлительный — эта работа не для него… Он рассказывает такие ужасы. Не может забыть. Смотрит сюда, под ноги. Он даже ходит — у него уже другая походка! Он боится. — Она совсем разрыдалась, рыдающая рука потряхивала мой ворот. — Другое лицо!

— Бывает попервой. Купите ему крысу. Белую.

Она бормотала вслепую:

— Я так испугалась сразу, что Витя теперь будет так же, как Иван Трофимович — так же мучиться, а Иван Трофимович, вы его не знали раньше, все, кто… потом — развалины, я прошу, помогите, если можете, и ему. Как-то его отвлечь… Он мне дорог очень, они дружили с папой… Я привыкла, что Иван Трофимович — он всегда рядом.

— Да ну их.

— Буду делать все для вас. Деньги. Соберу, сколько скажете. Помогите им, для меня. Может, какие-то лекарства в Москве?

— Не. Даже если б мог тебя поиметь, и то — нет. Живите сами. Издали ты красивей. И одетая — лучше.

Она не слушала. Осталась, где стояла, с высыхающим, костенеющим ликом.

Банк охранял седой милицейский сержант. Именинница по столикам разносила блюдца с ломтями пирога и обернулась на засвистевший самовар. Я осматривался — ни белых кудрей, ни потрясающих сложений тела, сунулся в окошко «Контролер».

— Где ж моя любовь?

— Этого я знать не могу. — Тетка кривилась на мою запаршивленность, но пригляделась. — A-а. Крыс, что ль, морите? Хоть переоделся бы. Идете в учреждение. У себя в Москве бы небось…

За дверью «Вход воспрещен» вилял коридор с туалетными дверьми, милиционер тащился следом, желая поговорить при остановке, поэтому я озирался на ходу. Она нашлась за дверью «Управляющая Светлоярским отделением Сбербанка РФ Алла Ивановна Денисова. Дни и часы приема…».

Она смотрела на цветочные горшки низкого подоконника синими детски-серьезными глазищами — брови высоко разлетались к вискам, тесный, округлый рот кусал моченое яблоко.

Она пухлой ладонью с некрашеными ногтями держала блестящее яблоко над блюдцем — сок плакал туда. Она укрыла волосы синей атласной повязкой — освободившиеся белые кудри не доставали бровей, оставили на виду гладкие щеки, плавно уходящие в шейную мякоть за подбородок, тяжело расплываясь на плечах, стекая в грудь, разбухнув буграми.

Я обогнул стол. Она смотрела на подоконник — на нее глядели красные, белые, фиолетовые цветы. На меня смотрела схваченная колготной сетью белобрюхая рыбья плоть в глубинах юбочного разреза; придвинулся ближе.

Она выпустила огрызок в блюдце, губы сомкнулись и подобрались, уступив подбородку, широкому, мягко раздавшемуся, отобравшему у губ излишек, усиливавшему каждый взгляд, — она повернулась ко мне, подкрепив подбородок ладонью.

— Извини. Только освободился. — Я покосился на милиционера. — Едите на рабочем месте, по столам хлебные корки. Простенок в коридоре уже зеленый. В отмостке такие щели, что нога проходит. Дверная рама изношена, а крысиный клещ…

Милиционер ушаркал на пост. Она увидела его спину и мою руку, сжавшую ее плечо.

— Крысиный клещ, Алла Ивановна, тварь незаметная. Пилит ходы. Его уже нет, а чешется две недели.

— Отпусти ты.

— Может, встретимся? Все будет.

Она встала собираться, сбрасывая мои руки.

— Так, ну ладно тебе, малый. Иди вон себе девку найди…

— Встретимся?

— Встретимся, встретимся. Дай пройду.

— Тогда сейчас встретимся.

Она отступала в угол, усмехалась, морщилась, чтоб не захохотать, слушала шаги за дверью, поставила перед собой стул, не подпуская, запрокинула голову, оставив мне подбородок, толкнула больно, когда уже сунулся к юбке:

— Здесь не место. Если каждому, знаешь, давать, то сломается кровать. — Бросала в сумку кошелек, помаду, ключи. — Не мальчик, а все не наигрался. На кой ты мне? Мы без крыс, север… Как шофера твоего зовут? Константин зовут?

— Не помню. Зад мне твой очень нравится… Что шофер-то?

— Муж мой. Не гоняйте. Чтоб машину не разбил. Иди-иди.

— Скоро меня позовешь. От крыс завоете.

— Как ты можешь это знать?

У подъездов толклись. Я потерся за спинами, галдели про тушенку и матрасы. Нагнулся к белому платку.

— Мать, что за базар?

Старуха махнула корявой рукой, другую немо держал внук.

— Бумаги наклеили. Што можут на природу взять. Вывозют на природу. — Она крикнула в толпу: — На сколько написано?

  21