34 
Сама она, кажется, потеряла всякую способность рассуждать. Огорченная этим открытием, Шарли неожиданно для себя вдруг произнесла вслух:
– Я хочу верить тебе. Но как?
Ей показалось, что Спенс не намерен отвечать.
– Шарли, я ничем не могу тебе помочь, – сурово произнес он. – Или ты мне веришь, или нет. Допила сок?
– Нет еще. – Она стиснула стакан так, словно боялась, что Спенс вырвет его у нее из руки. – Спенс, пожалуйста, объясни мне, что произошло!
Спенс стиснул зубы.
– Поверь, лучше от этого не будет. А вот хуже станет.
Шарли прикусила губу, пытаясь совладать со слезами.
– Мне становится плохо, когда ты так со мной говоришь. Твои слова звучат обстоятельно и убедительно, Спенс Гринфилд, но для меня в них смысла не больше, чем если бы ты говорил по-марсиански.
– Я понимаю, ты никак не можешь взять в толк, почему я молчу, – сказал Спенс, забирая у Шарли стакан.
– Ты ничего не понимаешь, – покачала она головой. – Твое молчание мерзко… оскорбительно!
Он побледнел.
– Поверь, Шарли, я хочу сделать как лучше.
– А что лучше, что хуже, определяешь ты сам? Я лишена права голоса?
– Не могу же я сказать тебе правду, а потом забрать свои слова назад и заменить их ложью.
– Никакая правда не может быть горше того, что есть сейчас!
– Может. И после того, как правда откроется, ее уже никак нельзя будет отправить обратно в небытие!
Безошибочно уловив в голосе Спенса боль, Шарли почувствовала, как у нее подкатил комок к горлу.
Спенс нарушил молчание не сразу.
– Шарли, нам надо понять: ничто не заделает возникшую между нами трещину. Ты не можешь поверить мне, а я… я не смогу любить женщину, оскорбившую меня подозрением. Так зачем причинять друг другу боль? Давай расстанемся по-хорошему. Забудем все и поставим точку.
Шарли помотала головой, но жест этот выражал не столько недоверие, сколько безнадежность. Все кончено, Спенс совершенно прав. Надо с достоинством уйти. Только это ей и остается.
– Мы уже совершили массу ошибок, – тихо произнес Спенс. – К чему еще одна?
Шарли пришлось дважды откашляться, прежде чем она смогла говорить, и все равно голос ее был едва слышен.
– По-моему, теперь это уже неважно.
Тешить себя надеждой, что все образуется – после той боли, что они причинили друг другу, – так же глупо, как верить, что все подстроила Шарлотта, желающая оставить ее при себе.
– Вот именно. – Потрепав ее по руке, Спенс понес стакан на кухню.
Шарли осталась сидеть неподвижно, уставившись на свою руку. Каждая клеточка, к которой прикоснулись пальцы Спенса, дрожала, словно обожженная электрическим разрядом. Шарли была уверена, что этим движением он хотел подбодрить ее, но только ей почему-то стало невыносимо грустно.
Проснувшись, Шарли первым делом поняла, что ей стало еще хуже. Ей захотелось позвать Либби. Только не Шарлотту: несмотря на ее бесчисленные болезни, а может быть, именно благодаря им тетка совершенно не умеет ухаживать за больными.
Да, хорошо, что Шарлотте неизвестно, где ее племянница: в лесу, одна – ну, все равно что одна – и больна…
Нахмурившись, Шарли попыталась заново выстроить цепочку рассуждений. Почему тете Шарлотте лучше ничего не знать? Ну как же, она обязательно начнет волноваться, а ей это вредно. И все же Шарли уже взрослая и имеет полное право болеть, когда ей заблагорассудится.
Шарли чуть не улыбнулась нелепости этой мысли. Возможно, Спенс в чем-то прав насчет Шарлотты: ее тетка действительно склонна подчинять себе окружающих. Однако бесспорно, что делает это она из лучших побуждений. Она всегда поступает так, как считает правильным. Если, постоянно находя своей племяннице какие-то занятия, она поможет ей пройти через эту черную полосу, Шарли от всего сердца будет ей благодарна. И совершенно естественно, что пожилая женщина дорожит обществом своей племянницы – на всем белом свете родных у нее только Шарли да Мартин. Нет, Спенс перегнул палку, обвинив бедную Шарлотту в том, что она и не думала совершать…
Девушка снова забылась беспокойным сном.
Очнувшись, она увидела над собой склонившуюся неясную фигуру. Схватив за плечи, неизвестный тряс ее с такой силой, что Шарли казалось, будто в голове у нее грохочет барабан. В ужасе она сдавленно вскрикнула.
– Слава Богу, – раздался сиплый голос, – ты пришла в себя.
Прищурившись, Шарли вгляделась в темный силуэт.
– Ты очень любезен, Спенс.
34 
