— Ба, Илюха, ты рацию забыл включить! А я думал, чего это мы «молча» едем, — подначил меня Мур. — Слышь, Говорун, это он, скорее всего, список гостей на свадьбу обдумывал, вот и забыл.
— И когда свадьба? — поинтересовался обычно крайне неразговорчивый Фёдор. — А то я не слышал…
Показав Ване кулак, я успокоил Дейнова:
— Федь, ты что, Тушканчика не знаешь? Балаболит он. Не скоро свадьба.
— А на ком жениться собрался, Илья? — похоже, идея пристроить меня в хорошие женские руки пришлась Говоруну по вкусу.
— Да не нашёл ещё пока, так что не парься, друже. Как найду — тебе обязательно скажу.
— На Лизе Фёдоровне, на ком же ещё. Федь, ты его не слушай, это он специально мозги нам пудрит! Чтобы на застолье сэкономить, — снова встрял неугомонный Тушканчик. — Ты ж сам видел, как они в столовке ворковали, даже нас выгнали!
Обычно я на дружеские подколки реагирую более чем спокойно, сам пошутить и подшутить люблю, но то ли нервное напряжение сегодняшнего дня сказалось, то ли груз взваленной на меня Андреичем ответственности, а может, и что ещё повлияло, но я заорал на старого друга:
— Мур, чертяка американский! Прекрати свои шуточки, иначе до Столицы пешком пойдёшь!
Иван хихикнул, но замолчал, а Говорун спросил как ни в чём не бывало:
— Так куда едем, кэп?
— Если «кэп», то надо говорить не «едем», а «идём»! Уж тебе, как питерскому, положено это знать.
— А я не питерский, я — гатчинский, — совершенно серьёзно ответил Фёдор. — И мне тогда только семь месяцев исполнилось, вот и не помню я ничего.
— Извини, что напомнил! — в который раз я забываю, что многие люди не любят, когда вспоминают «времена до Тьмы». Далеко не всем повезло так как моей семье, а ведь и у нас в Столице остались родственники и друзья. Отец буквально в первый свой рейд постарался разыскать хоть какие-нибудь следы. Без особого, впрочем, успеха. Кто погиб во время первого удара, разделив судьбу ещё как минимум пяти миллионов человек, другие были унесены Исходом, когда немногие уцелевшие — больные, обожженные, испуганные люди сплошным потоком ехали и шли прочь от догорающего мегаполиса, вливаясь в поток других бедолаг. По результатам исследований, в Москве уцелело тогда не больше нескольких тысяч человек. Ещё некоторое количество жителей столицы были вне города, подобно нам, но последовавшие затем холода и разгул анархии уничтожили три четверти оставшихся. Как однажды грустно пошутил Виталий Андреевич: «Сбылась мечта россиян — москвичи вымерли!» За почти тридцать лет и он, и отец, несмотря на свои немаленькие возможности, нашли только четверых своих знакомых.
И точно так же судьба обошлась с обитателями других крупных городов. Я знаю; поскольку сам пять раз ходил в дальние рейды, доходил до Смоленска на западе и Рязани на юге, видел развалины Петербурга и Казани, Нижнего Новгорода и Ярославля. И другие из наших тоже видели. Не так много, конечно, но не зря Тушканчик так обижается, когда кто-то его происхождение упоминает. У нас почти везде американца на клочки голыми руками разорвут, если только он не в танке сидеть будет, хотя если в танке — то тоже разорвут. Вместе с танком!
— Мы к Городу едем, на юго-восточную окраину, потом — в область, — отвлёкшись от невесёлых мыслей, ответил я.
— Тогда два варианта есть… Какой выберем?
— Через север поедем. Ты не знаешь, у Яхромы мост починили?
— Да, ещё в том году. Не видел разве? Вроде в рейд недавно ходил?
— Я напрямки мотался, по Волоколамке.
— Значит, сейчас до Клина, а там — налево. А уж потом решим, или по мосту, или в Дмитрове — по наплавному.
— Да.
Связавшись по радио с Гедеваном, я доложил о предполагаемом маршруте, записал частоты и позывные следопытских групп, работающих там, и мы поехали дальше.
* * *
…Вот уже шесть часов мы в пути, места вокруг хорошо знакомые, водитель у нас отличный, и дороги более-менее проезжие, а потому за это время мы добрались аж до Радонежа. И это если учесть, что кусок Большого Кольца от Каменки до Сергиева Посада уже давно разрушился и пришёл в полное запустение, и добираться до нужной точки нам пришлось узкими местными дорожками.
Вообще, нынешняя дорожная сеть довольно сильно отличалась от старой, неплохо знакомой мне по рассказам наших стариков и картам. «Быстрые дороги» со множеством сооружений люди первые лет десять в порядке поддерживать не могли, и мосты, и путепроводы обветшали, асфальт растрескался и был унесён снегом и водой, так что теперь о магистральных шоссе, гордо рассекавших пространство, говорили разве что высокие насыпи, заросшие кустарником, да остатки дорожных сооружений. Даже основная транспортная артерия, делившая нашу Общину на две неравные части, бывшая до Тьмы «федеральной трассой М-10 „Москва — Санкт-Петербург“», представляла собой широкую расчищенную полосу, аккуратно посыпанную щебёнкой, с редкими участками, выложенными разноформатными бетонными плитами. Что уж говорить о краях малонаселённых? Хотя отец мне как-то говорил, смеясь: «В старое время отрезок от Твери до Новгорода считался самым плохим, а теперь, наоборот, только он и работает нормально».