9 
Иоланда приводила в порядок прическу, сидя перед маленьким и весьма тусклым зеркалом, когда дверь ее номера вдруг распахнулась настежь.
Питер стоял на пороге, и вид его был так дик, и он был так растерян, что Иоланда тотчас же вскочила.
В ее голове мелькнула мысль, что люди, которые угрожали ему арестом, уже пересекли пролив и находятся здесь.
Иоланда уже собралась задать ему этот страшный вопрос, как он хрипло, голосом, который она едва узнала, произнес:
— Меня ограбили…
— Ограбили?!
— Обчистили до нитки!
— Не может быть!
— Я знаю тех мерзавцев, кто это сделал. Возле меня на палубе стояли двое мужчин. Когда меня тошнило, я перегнулся через поручни. А я-то, дурак, думал, что они хотят помочь мне… они поддерживали меня за плечи, выражали сочувствие и были так дружелюбны… но теперь я понимаю, что они в то же самое время шарили в моих карманах…
— О, Питер! Что же нам теперь делать? Может, ты ошибаешься? — восклицала Иоланда, все еще страшась поверить, что на них обрушилось новое несчастье.
— Пойди и убедись сама. Они не оставили мне ни единого пенни.
У Иоланды вырвался возглас ужаса. Чтобы убедиться своими глазами в том, что Питер не вообразил себе все это, она устремилась в его комнату.
Его сюртук был брошен на кровать, она обыскала все карманы и убедилась, что они действительно пусты.
Когда они садились на корабль, Иоланда видела, что он опустил банкноты, полученные от мистера Брестера, во внутренний карман, а соверены сложил в кошелек, который носил на поясе.
С опозданием она подумала в отчаянии, что ей надо было бы настоять на том, чтобы часть денег спрятать в своей сумочке. Но как она могла вообразить себе, что Питер — такой умный и сильный мужчина — вдруг впадет почти в бессознательное состояние от морской болезни и позволит так безжалостно ограбить себя.
Иоланда, тщательно осмотрев сюртук, опустила его на кровать и беспомощно оглянулась.
Питер наблюдал за ней, пребывая в полнейшем расстройстве.
— Черт побери! Что же нам теперь делать? — спросил он, обращаясь то ли к себе, то ли к ней.
— Пройдем в мою комнату, чтобы нас никто случайно не услышал из коридора, — предложила Иоланда.
Он подчинился и, войдя к ней в номер, плотно закрыл дверь за собой. После недолгого молчания она сказала:
— Может, нам стоит вернуться домой и постараться раздобыть еще какие-то деньги?
— Чтобы меня тут же арестовали?
— Да, конечно, нам нельзя возвращаться, — спохватилась Иоланда. — Но, Питер, мы же не можем жить под открытым небом и питаться воздухом, да еще в чужой стране? Когда я укладывала в сумку мамины драгоценности, я уже тогда подумала, что мы за них выручим очень мало.
— Я и раньше знал это, — отозвался Питер. — Все эти украшения лишь обычные побрякушки. Папа дарил их ей потому, что не мог позволить себе приобрести что-то получше.
— У меня еще есть шесть гиней, которые я сэкономила на домашнем хозяйстве, — сказала девушка. — И это все, что отделяет нас от голодной смерти.
— Что ты предлагаешь?
— Не знаю. У меня такое ощущение, что моя голова заполнена ватой, — вздохнула Иоланда.
— С моей головой происходит то же самое, — признался Питер. — Какой же я растяпа… какой безмозглый идиот, что не догадался, кто такие эти милые людишки, так заботящиеся обо мне. Они расправились со мной как с только что вылупившимся цыпленком…
Он продолжал по-всякому ругать себя. Питер называл себя дураком и болваном, безголовым провинциалом, который легко становится жертвой любого городского мошенника.
— Ты не должен так укорять себя, дорогой, — пожалела его Иоланда. — Ты же был болен.
— Да, очень болен, — выкрикнул Питер, — но это меня не извиняет.
Он с размаху упал снова на кровать и заявил:
— Лучшее, что я могу сейчас сделать, это отослать тебя обратно в Англию, а самому размозжить себе голову и вышибить оттуда мозги, если они там, конечно, есть…
Иоланда нежно погладила брата по растрепавшимся волосам.
— Ты не должен так говорить. Мы что-нибудь придумаем. Мы не должны впадать в панику при первой же неудаче.
Но Питер ее не слушал.
— Я вижу только один выход из положения, кроме самоубийства, — сдаться самому на милость врага. Мы оба вернемся в Англию, там я заявлюсь к властям и, каковы бы ни были последствия, расплачусь за свою глупость.
9 
