Особенно,... 
94 
– Что случилось? – истерично выкрикнула дама, спешно задергивая полы пеньюара, чтобы капитан не углядел ее жирные белые ноги. – Опять, да? В чем дело? Куда? Зачем?
– Не волнуйтесь, – корректно произнес Свинец, выдав полуулыбку. – Проводится оперативно-следственное мероприятие.
Квартира – с точки зрения капитана, из прихожей – была обиталищем людей, давно остановившихся в своем развитии. Относительно новый и на вид довольно дорогой платяной шкаф и шикарное рядом зеркало в еще более шикарной раме сочетались с потертыми, обмызганными обоями. Обувь лежала кучей возле двери: новенькие лакированные мужские ботинки, и детские сандалеты, и модельные женские туфли, и вдруг какие-то напрочь засаленные тряпочные шлепанцы. Все осенялось светом люстры, умилившей сыщика: неизвестно как уцелевший до сего времени образчик брежневского дурновкусия. Оснащенная закопченными вензелями, густо засиженная мухами конструкция. Примерно такая же имелась в избе капитанова брата Федота.
В дальнем углу помещения натренированный глаз капитана выхватил высокий и узкий железный ящик – оружейный шкаф. Внутри, без сомнения, хранилось помповое ружье, а то и охотничий карабин «Сайга», прямой гражданский аналог военного автомата Калашникова. И карабины, и ружья давно уже свободно продавались всем желающим гражданам страны, включая уголовников и бандитов, по предъявлении ими охотничьего билета и разрешения из милиции. Судя по тому, что шкаф находился на виду, авторитет Соловей оформил все бумаги на свои стволы как положено, и капитан решил не поднимать вопроса.
Позвоню завтра участковому, подумал он, и науськаю коллегу. Пусть придет и проверит, правильно ли хранится огнестрельное имущество. Не дослан ли патрон в патронник?
А ведь я знаю, Соловей, почему твой шкаф при входе вмонтирован. Хорошо знаю. И ключик явно где-то здесь же, под рукой. И боеприпасы наготове. А все для того, чтобы не терять времени, когда в дверь начнут ломиться твои коллеги. Мгновенно встретить нападающих огнем. Ведь врагов у тебя, Соловей, немало. Такая твоя жизнь бандитская.
Моя, правда, не лучше.
Тем временем крепко помрачневший авторитет отбрел в глубину квартиры и вернулся, одетый уже в спортивный костюм: по понятиям, чисто черный.
– Вещи брать? – деловито спросил он.
– Пока не надо. Только паспорт. Кстати, давай его сразу сюда.
Неуловимо приободрившийся, Соловей нацепил обувь, пригладил перед зеркалом короткие волосы, вручил капитану свой личный документ и только потом бросил на свою подругу суровый взгляд.
– Позвони пацанам, – негромко, на пределе слышимости, приказал он.
А мальчик, безошибочно уловив тяжелую тревожность происходящего, надул губы и тихо спросил:
– Пап, ты куда? Опять в тюльму, да? В тюльму? Мам, папу куда? В тюльму?
– Нет, сынок, – спокойно ответил авторитет. – Я на переговоры. Скоро вернусь, понял?
Собака не выдержала и рявкнула густым басом.
– Фу! – крикнул Соловей. – Угомонись, дурак! Давай, начальник, пошли уже…
Шагая к лифту вслед за сутулым, невысоким авторитетом, засовывая паспорт во внутренний карман, капитан поймал себя на том, что ему не жаль ни несчастной, полуразрушенной женщины с оплывшим телом, ни даже маленького мальчика с розовыми ушами и неровно остриженными волосиками. Капитан знал, что имеет и душу, сердце, знал доподлинно, потому что грубая милицейская его душа, бывало, разрывалась на части, а сердце кровоточило. Женщины и дети ни при чем, они не виноваты, они беспомощные жертвы бесконечной войны. Да только война эта развязана никак не капитаном.
Может быть, мальчик вырастет, и впитает от своего отца ненависть к ментам, и пойдет по его же дороге. Или наоборот – сын возненавидит образ жизни родителя и станет добропорядочным честным гражданином, инженером или архитектором. Так или иначе – капитан здесь ни при чем, он посторонний элемент, он делает свою работу.
– А что за хрень, командир? – спросил Соловей, едва сели в машину и поехали. – Какой болт ты меня дернул? Что за срочная потребность? За мной ничего нет. Я сухой и чистый.
– Помолчи, – процедил капитан.
– Как скажешь.
Некоторое время действительно молчали. Авторитет смирно сопел, капитан рулил, пытаясь отыскать удобную полосу движения в потоке машин. Но вдруг внутри головы капитана ожило, запульсировало, затяжелело; он поморщился, потер пальцем висок и вполголоса выругался.
94 
