Особенно,... 
24 
«Весь день надворный советник пребывал в сосредоточенной задумчивости, то и дело доставал из кармана четки, покачивал на ладони гладкие каменные шарики, и их негромкий, уютный перестук доставлял ему необыкновенное удовольствие». Наш старый знакомец, молодой человек с седыми висками, заика и совершеннейший джентльмен Эраст Петрович Фандорин, разумеется, раскрыл и преступление, связанное с четками. Как и много-много других. Двойные и тройные убийства, борьба корпораций, коварные японские женщины, ядовитые экзотические змеи, опиумные курильни, бесшумные ловкие китайцы, омут русской провинции, в котором водятся сплошные блаженные и пророчицы, отговаривающие народ от переписи. Отчаянные потасовки, рукопашные и перестрелки. «Ба-бах! Ну и отдача! Зато бандит грохнулся вместе с конем. Хорошо стрелять из 50-го калибра». С этим трудно поспорить.
Рассказы и повести про Фандорина текут одна за другой, больше всего напоминая гладкие каменные шарики (негромкий, уютный перестук), – стилистически отшлифованные, сюжетно безупречные детективные истории, как и всегда у Акунина, чуть выбивающиеся за рамки жанра. Ведь помимо преступников и гениального сыщика, автор улыбчиво поигрывает в культурные игры с читателями. Ссылается на хрестоматийную русскую литературу, сон Веры Павловны, выворачивает наизнанку идею о «маленьких людях»: у Акунина они, незаметные труженики канцелярий, могут таить в своих сердцах нешуточные страсти. Из той же игриво-культурной серии открывающее сборник посвящение сразу десяти авторам – Санъютэю Энтё, Эдгару По, Жоржу Сименону, Артуру Конан Дойлю, Агате Кристи, Умберто Эко, Морису Леблану… Самые вдумчивые читатели Акунина распутают и этот клубок: в книге собрано ровно десять произведений и каждое перекликается с одним из упомянутых авторов. Например, в повести «Узница башни» действует вымышленный известным французским детективщиком Морисом Лебланом джентльмен-взломщик Арсен Люпен.
Занятно, что Фандорин пытается его поймать в компании с самим Шерлоком Холмсом, а повествует о событиях в том числе и доктор Ватсон (у истории существует и японский вариант, доверенный другому рассказчику). Прямые переклички с приключениями сыщика, жившего на Бейкер-стрит, рассыпаны по тексту, замыкающему эту книгу. Действие «Узницы башни» разворачивается накануне Нового года и нового, ХХ века, с неба валит снег, Фандорин с наслаждением вдыхает воздух, благодарит уходящий век за «к-красивое прощание». Намек издателей и автора очевиден – вот оно, чудесное, уютное чтиво в дни рождественских каникул, недаром и год на книге стоит уже слещующий. «Нового Акунина» прочтет вовсе не 500 тысяч читателей (таков тираж книги), а гораздо больше, передавая из рук в руки. Прочтет с наслаждением и радостью, оттого что проницательный и благородный надворный советник по-прежнему с ними, и значит, банкет продолжается без всяких дополнительных требований, а мир вокруг надежен и стабилен. Для того чтобы убеждать нас в этом, и существуют они, жрецы массовой литературы, открывшие секрет вечной жизни. Он всего лишь в том, чтобы двигаться по кругу.
Мартышка и зеркало
О «Любимой мартышке дома Тан» мастера Чэня
Мастера Чэня ожидает слава Бориса Акунина. До сих пор Акунин был единственным в своем роде, кто умел радовать поклонников легкого чтения не только детективными историями, но и богатством небрежно рассыпанных по тексту ассоциаций, попутной литературной игрой. Мастер Чэнь тоже написал детективную историю «для умных», по уровню исполнения ничуть Акунину не уступающую. Правда, его читатель будет наслаждаться не расшифровкой культурных загадок, а оценит само отношение к культуре, в данном случае – времен династии Тан: действие происходит в VIII веке.
Суть этого отношения исчерпывается словом «влюбленность». Мастер Чэнь влюблен во все, о чем пишет, но не слепо, а зорко и чутко, подмечая звуки и запахи, плывущие по китайской столице Чанъань. Он различает аромат согдийской дыни, плавающей в тягучем соке, и хлебной, только что вынутой из тандура лепешки, несущиеся с рынка голоса людей и верблюдов, жалобы флейт и звон колокольчиков, он внимательно следит, как солнечные зайчики сбегают на лица провинциальных юношей с овальных зеркал чанъаньских красавиц. И если уж поминает о тюркской курточке, в которую одет его герой, то не забывает отметить, что разглажена она горячими камнями, а сделана из плотного льна. Без академических знаний так про Китай не напишешь, а вместе с тем этот выращенный из научных сведений мир хочется жевать, нюхать и трогать – так он тактилен, сочен и ароматен.
24 
