— Да ни хера не осталось, — Колмогоров хотел зло плюнуть на пол, но сдержался. — Что из этого вышло, мы сейчас прямо в окно можем увидеть.
Порошников, слушавший все это, врезал кулаком по колену:
— Дожили! А нам байки про «надежный щит Родины», выходит, зря рассказывали?!
— Да был он надежным! Был! Думаешь, если бы тут эс-триста стояли, «томагавки» долетели бы? Ни хрена! Да, и еще, капитан, — старший лейтенант перевел дыхание, — в Солнечногорск мы заходить не будем. «Выстрел»-то тоже закрыт.
— А «подсолнухи»? — упомянул я знакомую мне часть гэрэушников-спецназовцев.
— Они сами до нашего начальства «дозвонились», так что там все под контролем. Только лопастями им приветливо помашем и дальше полетим.
«Ну вот, хоть первая приятная новость за целый день. Ребята в Сенеже как на подбор, так что порядок в округе наведут быстро. А там уж и дипломатия наладится. Непонятно только, почему никаких централизованных мероприятий мы пока не заметили. Неужели действительно центральной власти каюк и теперь повсеместно действует идиотский принцип „спасайся, кто как может“?»
Но на въезде в Солнечногорск мы увидели грамотный военный кордон с бронетехникой, а чуть в стороне — развернутый эвакопункт из пары десятков брезентовых палаток с дымящимися полевыми кухнями.
Шли мы невысоко, метрах в трехстах, и было видно, как бойцы машут нам.
— Мужики, земля вызывает, даю на громкую! — сообщил динамик голосом летчика-оператора капитана Кравцова.
— «Борт сто двадцать четыре», вызывает мобильный командный пункт бригады. Прием.
— Здесь «сто двадцать четвертый», слушаю вас!
— Я майор Селезнев, командир батальона. Вы же химразведчики, так? Обстановку не расскажете? По вашему профилю… — голос у этого майора был уверенный и, пожалуй, даже властный. Вполне подходящий старшему офицеру одного из лучших в стране подразделений спецназа.
— Здесь капитан Яковлев, командир «сто двадцать четвертого». Даю нашего спеца.
— Старший лейтенант Колмогоров, — представился Иван. — По Твери нанесен ядерный удар. Сто килотонн, взрыв маловысотный, если не вообще наземный. Картинка не очень ясная, а в «горячую» зону нам лезть не с руки — сами понимаете. Радиационная обстановка плохая — много пыли. При пролете в радиусе трех километров уже три рентгена в час было. Множественные пожары в городе и окрестностях. Дамба на Иваньковском водохранилище накрыта «томагавком». В Клину…
— Спасибо, про соседей мы знаем, — перебил его майор. — На обратной дороге просим заглянуть в гости, про Москву данные нужны.
— Вас понял, постараемся заглянуть, если горючки хватит.
— У нас тонн десять в заначке есть, поделимся!
— Вас понял.
— В Зеленоград мы пару часов мангруппу отправили, вашу частоту им сбросим, если что, наводите их. Удачи вам, мужики!
— И вам удачи! Отбой.
«Крокодил» вернулся на прежний курс, и мы снова понеслись над шоссе.
* * *
От Солнечногорска до Сходни лететь всего ничего, и, оставив чуть в стороне дымящийся Зеленоград, мы вышли в заданный квадрат.
Радиация полезла вверх — до дымной стены на горизонте в том месте, где находилась Москва, оставалось километров десять. Фон пока был не смертельный.
— Ветер для нас удачный, с запада, — пояснил Колмогоров. — Был бы юго-западный, стандартный, до пяти рентген подскочило бы, а так всего единица.
Проскочив над лесным массивом, пара «двадцать-четверок» зависла над строительным рынком.
— Капитан, где ваш магазин? — спросил меня пилот.
— Вон он, у шоссе практически. Две сотни на «десять», — обозначил я цель. Для удобства наблюдения вертолеты зависли и медленно поворачивались, так, что уже в следующее мгновение объект ушел из моего поля зрения.
«Интересно, как вылезать будем? — Сесть рядом с нужным зданием не представлялось возможным. Деревья, припаркованные автомобили и заборы не оставляли места для маневра. — А на крышу в химзащите особенно не слезешь — подвижность не та, да и возраст участников экспедиции особенной ловкости не предполагает!»
— Высадимся на крышу торгового центра! — объявил командир экипажа. — На тросах сейчас скакать не время!
Выглянув в окно, я заметил, что вертолет, качнувшись, повернул градусов на сорок пять влево, к зданию с бело-голубой надписью «Перекресток».
— Две минуты, мужики! Иван, что за бортом?