- И забыть по-прежнему нельзя
- Все, что мы когда-то не допели,
- Милые усталые глаза,
- Синие московские метели.
- Снова между нами города,
- Жизнь нас разлучает, как и прежде,
- В небе незнакомая звезда
- Светит, словно памятник надежде.
С последним аккордом из-за одного из столов высунулся Зельц, которого я почитай сегодня и не видел, и, восторженно улыбаясь, спросил:
— Это что, песня осназовцев, товарищ старший лейтенант?
За спиной у него хрюкнул в кулак Шура-Раз. Надо полагать — пытался сдержать смех, хотя с этой точки зрения текст вполне соответствовал. Странно, что «у нас» никому в голову эта идея не приходила.
— Можно сказать и так… — попытался выкрутиться я.
— А я вот помню, к нам в Ленинград в тридцать шестом году один испанец приезжал, — продолжил свою наивную атаку Дымов, — так же здорово играл, как вы!
«Интересно, что это за испанец?» — напряг я извилины, а вслух спросил:
— А как этого человека звали?
— Андре… Андреас Сегония вроде…
— Сеговия? «Ну, точно! Он же в Союз до войны несколько раз приезжал!» — вспомнил я биографию величайшего исполнителя и теоретика гитары.
— Точно, он! Сеговия! Меня мама на концерт водила! — восторженно воскликнул Дымов.
Тут настал мой черед засмеяться в голос. Лестно, конечно, когда тебя сравнивают с Сеговией, но боюсь, он сыграет лучше меня, даже если ему оставить по одному пальцу на каждой руке! — что я и озвучил, объясняя свое веселье.
— Посмеялись, и будя! — вступил в разговор командир. — И вообще, хватит развлекаться, работать пора!
— Товарищ майор, еще одну песню! Да! Пожалуйста! — нестройный, но дружный хор слушателей меня немало удивил.
— Ну, что Антон? Давай, раз народ жаждет! Только не очень грустную…
Я оглядел собравшихся, хулигански присвистнул, размашисто «врезал» по струнам и начал новую песню:
- Я вышел ростом и лицом —
- Спасибо матери с отцом,
- С людьми в ладу — не понукал, не помыкал,
- Спины не гнул — прямым ходил,
- Я в ус не дул и жил как жил,
- И голове своей руками помогал…
Некоторые слушатели даже начали притоптывать в такт. Но вот начался второй куплет:
- Но был донос и был навет —
- Кругом пятьсот и наших нет,
- Был кабинет с табличкой «Время уважай»,
- Там прямо без соли едят,
- Там штемпель ставят наугад,
- Кладут в конверт — и посылают за Можай.
На многих лицах появилось недоуменное выражение, особенно приятно было смотреть на Славу Трошина!
- Потом — зачет, потом — домой
- С тремя годами за спиной,
- Висят года на мне — ни бросить, ни продать.
- Но на начальника попал,
- Который бойко вербовал,
- И за Урал машины стал перегонять.
Пришлось немного скостить срок, чтобы уложиться во временные рамки, но, думаю, Владимир Семенович на меня бы не обиделся:
- Дорога, а в дороге — «МАЗ»,
- Который по уши увяз,
- В кабине — тьма, напарник третий час молчит,
- Хоть бы кричал, аж зло берет
- Назад пятьсот, пятьсот вперед,
- А он — зубами «Танец с саблями» стучит!
«Черт! Какой, к едрене фене, „МАЗ“? И завода такого еще нет! Да и Хачатурян свой балет только через год напишет!» — но отступать уже поздно, и в следующих строфах я заменил «МАЗ» «ЗиСом».
- …Конец простой: пришел тягач,
- И там был трос, и там был врач,
- И «ЗиС» попал, куда положено ему,
- И он пришел — трясется весь…
- А там — опять далекий рейс,
- Я зла не помню — я опять с собой его возьму…
На несколько мгновений в комнате воцарилась гулкая тишина, а потом народ взорвался аплодисментами. Несвидов даже в два пальца свистнул от избытка чувств. Но что меня удивило больше всего, так это то, что мои сокомандники из будущего выражали восторг наравне с «местными», слышавшими эту песню в первый раз. Ну, это явно не мои вокальные данные их впечатлили. Дело в песне — это точно…
— Все! Концерт закончен! — скомандовал Саша. — Десять минут — покурить и оправиться. А затем — за работу! — А когда я, направляясь в мастерскую, проходил мимо него, сказал мне в спину: — А гитару ты береги! Она нам не меньше автоматов пригодится…