Не успела она договорить, как Арни крепко схватил ее за плечи и тряхнул.
— Не лги!
— Я не…
На этот раз у Люччи просто не было возможности завершить предложение, потому что Арни наклонился и властно прильнул к ее приоткрытым губам и на нее разом обрушились до боли знакомые запахи и вкусы.
И в одно мгновение словно изменился весь мир, будто вернулось то, прежнее, что вызывало у нее ностальгические переживания. Какими привычными и естественными были эти объятия, каким сладостным — поцелуй!
На Люччи сразу нахлынуло половодье эмоций. А потом, когда язык Арни соприкоснулся с ее языком, она почувствовала себя так, словно и не было четырех лет разлуки.
Обжигающее прикосновение губ Арни порождало в теле Люччи волны страстного трепета. Позже он дотронулся до ее лица щекой, на которой отросли за день волоски, и она содрогнулась, пронзенная острым импульсом желания. В следующую минуту, сама того не заметив, Люччи обвила шею Арни руками и плотно прижалась к нему всем телом. Осознала это, лишь услышав сдавленный стон, который он издал, не размыкая губ. Но и тогда, вместо того чтобы опомниться и отстраниться, Люччи зарылась пальцами в волосы Арни, притягивая его голову с жадностью истосковавшейся по мужской ласке женщины…
Как ни долог был поцелуй, но он все‑таки завершился. Их губы разомкнулись, после чего Арни чуть отстранился от Люччи, а она без сил прислонилась к стене. Оба учащенно дышали и были так напряжены, будто внутри каждого сидела туго сжатая пружина, которую во что бы то ни стало следовало удержать в подобном состоянии.
Спустя несколько мгновений Люччи отделилась от стены и тихо произнесла:
— Помнится, ты говорил, что я тебе больше не нужна.
— Да, — кивнул Арни.
Она немного помолчала, затем спросила еще тише:
— А… что скажешь сейчас? Арни пожал плечами.
— Тогда я действительно так думал.
У нее пересохло в горле от волнения, и она непроизвольно сделала глотательное движение.
— Значит, с тех пор что‑то изменилось? Он протянул руку и убрал с лица Люччи прядь шелковистых волос.
— Видишь ли, детка, хоть ты и предала меня, но по‑прежнему принадлежишь мне. Воспользуюсь я этим или нет, пока не знаю. Но ты до конца своих дней не будешь принадлежать никому иному, понятно? Я об этом позабочусь.
Она внимательно взглянула на него.
— Это угроза?
— Понимай как хочешь, золотце. Угроза или предупреждение — на твой выбор. Мне же все равно.
— М‑да… — протянула Люччи со всей иронией, на которую была способна. — Вот как ты заговорил, оказавшись вдали от посторонних ушей! То «дорогая», а то сразу «детка», «золотце»…
Арни усмехнулся.
— Зачем притворяться, если никого нет поблизости? — В следующее мгновение его глаза вновь полыхнули страстью. — Правда, дорогая?
Последнее слово было насыщено такой откровенной чувственностью, что по спине Люччи побежали мурашки. Избавиться от этого ощущения она не успела, потому что Арни вновь наклонился и прильнул к ее губам.
Все повторилось — чувственный трепет, ищущая выхода лава желания, сизая дымка, окутывающая мозг и мешающая думать трезво…
Наконец, сделав над собой усилие, Люччи оттолкнула Арни и быстро двинулась по коридору в направлении спальни. Но прежде чем скрылась за дверью, до нее донеслось негромкое:
— Небось любовника своего не отталкивала.
Она оглянулась. Арни стоял посреди коридора, сунув руки в карманы брюк, и смотрел ей вслед.
Их взгляды встретились и несколько мгновений оставались будто сцепленными. Затем Люччи опустила голову и перешагнула порог спальни.
Закрыв за собой дверь, она подошла к кровати, села и подумала: я тут целуюсь с Арни, а мой ребенок неизвестно где и с кем. Что за странное существо человек? Наверное, только людям удается совмещать несовместимое…
Упершись локтями в колени, Люччи закрыла пылающее лицо ладонями.
Когда примерно через час дверь спальни беззвучно отворилась, Люччи все еще не спала, хотя и приготовилась ко сну, переодевшись в захваченную из дому шелковую ночную сорочку.
Заметив в дверном проеме чей‑то силуэт, она вздрогнула, однако в следующее мгновение узнала вошедшего. Это был Арни, очертания фигуры которого ей были известны более чем хорошо. Еще бы, ведь его тело она изучила, наверное, лучше, чем собственное!
На Арни ей всегда было приятно смотреть. Впрочем, это неправильное слово, потому что она не просто смотрела, а откровенно любовалась великолепной фигурой своего мужа и возлюбленного.