– Познакомься, – велел Савелию шеф. – Это мой брат.
– Муса. – Большеносый приподнялся и протянул руку, далеко отставив локоть и одновременно сыграв плечом – словно хотел ударить Савелия по печени.
Что-то не похож он на брата, подумал Савелий и пожал сильную ладонь.
– Не похож? – улыбнулся шеф, продемонстрировав стариковский талант к чтению мыслей.
– Нет, – честно признался Савелий.
– Тем не менее мы братья, – пьяновато заявил Пушков-Рыльцев, перевел взгляд на большеносого и ткнул в Савелия пальцем: – А это мой лучший сотрудник. Золотое перо.
– Перо, говоришь? – «Брат» Муса слабо усмехнулся.
Савелий вдруг понял, что перед ним человек с первого этажа. Бандит. Редкая птица на девяностых уровнях.
– Не бойся, Герц, – рекомендовал старик. – Выпей с нами. Смотри, какой подарок мне принесли.
Савелий оглянулся и увидел подарок – действительно весьма оригинальный: сидящая в вольтеровском кресле первоклассная голографическая копия Солженицына, в лагерном ватнике, с номером Щ-854.
Классик гладил бороду и сурово грозил пальцем.
– Пожалуй, мне пора, – негромко произнес Муса.
– Сиди, – приказал Пушков-Рыльцев. – Выпьем втроем. За знакомство. Савелий Герц – тот парень, про которого я тебе говорил.
Савелий напрягся. Владелец журнала «Самый-Самый» считался живой легендой. Помимо сибирской партизанщины, ему приписывали дружбу с двумя премьер-министрами, вражду с третьим, несколько сколоченных и пущенных по ветру состояний, минимум дюжину жен и много чего еще. Если такой человек в присутствии бандита показывает на тебя пальцем со словами «я тебе про него говорил» – скорее всего это означает перемены в твоей судьбе.
– А ты, золотое перо, – шеф повернулся к Савелию, – налей-ка нам всем. Как самый младший в компании.
Савелий наполнил рюмки. Выпили. Алкоголь обжег нутро журналиста и вверг его в дурноту. Муса – видимо, крупный специалист – закинул прямо в горло, одним лихим движением. Старик проглотил шумно, вибрируя дряблым зобом. Сразу попросил:
– Повтори. Кстати, ты есть не хочешь?
– Нет, – возразил Герц. – И выпивать тоже не хочу.
«Кстати, – вспомнил он, – мне еще ехать к Гоше Дегтю. Товарищ попросил приехать – значит, надо приехать. Гоша Деготь – хороший человек, переживающий плохие времена, его надо поддержать».
– Выпивать не хочешь, – сварливо заметил Пушков-Рыльцев. – Кушать тоже не хочешь. Очень странно.
– Чего ты к нему пристал? – тихо попенял старику большеносый «брат». – Может, человек употребляет радость в чистом виде.
– Вряд ли, – медленно ответил шеф-редактор. – Я бы знал. Ты ведь, Савелий, не употребляешь радость в чистом виде?
Савелий решил обидеться. Только богатые, пожилые и пьяные люди, вдобавок близко знакомые, могли допустить меж собой такую бестактность, как разговоры о поедании мякоти стебля. Но «брат» явно наблюдал за Савелием, и взгляд серого человека до такой степени ничего не выражал, что благоразумнее было просто отмолчаться.
Несмотря на богатейший репортерский опыт, Герц мало знал эту публику: бандитов, «друзей», обитателей этажей с первого по пятый или квартирантов уцелевших кое-где по окраинам обветшавших лужковских семнадцатиэтажек, где каждый второй подросток с пятнадцати лет норовил сколотить бригаду, чтобы однажды ночью завалить стебель, распродать перекупщикам мякоть и заиметь собственный вертолет. На самых нижних этажах не боялись ни милиции, ни дьявола, изобретали сложные смеси мякоти пятой возгонки с кокаином и опиумом, занимались работорговлей, содержали фешенебельные бордели и букмекерские конторы с миллиардными оборотами. Там подделывали все на свете, начиная от китайских «роллс-ройсов» и закачивая туристическими путевками на Луну, изобретали аппаратуру для подавления сигнала государственных микрочипов, пытались клонировать Березовского, Билла Гейтса, Зинедина Зидана, Брюса Ли, Михаила Круга, Пита Догерти и генерала Агафангела Рецкого. Разумеется, великий и могучий Пушков-Рыльцев, один из одиознейших общественных деятелей Москвы, непотопляемый старик, джентльмен и негодяй, имеющий как судимости, так и государственные награды, поддерживал прочную связь с преступным миром, и Савелий не удивился, увидев в его кабинете профессионального злодея. Но сидеть рядом со скромнейшим, экономно цедящим словечки «братом» за одним столом, выпивать – это было слишком. «Зачем старикан меня позвал? – думал Герц, раздражаясь. – Познакомить с уголовником? Зачем мне уголовник? Уголовники не дают интервью. Вся их жизнь, до мелочей, организована так, чтобы сделаться как можно незаметнее. Для любого уголовника журналист – самый главный враг после милиционера».