40 
Выбрался, подумал Савелий и едва не вскрикнул от неожиданности: к прозрачному колпаку снаружи приникло перекошенное страхом лицо.
Он не сразу сообразил, что это женщина. Даже почти девчонка. Очень нарядно одетая и очень испуганная.
Огляделся. Ничего подозрительного не обнаружил. Для злодейской засады место не подходило, повсюду горели фонари, на ближайшем столбе висела гроздь милицейских видеокамер. Открыл дверь. Тяжело дыша, девчонка влезла, головой вперед, явно не заботясь о том, как выглядит со стороны. Подобрала длинные ноги, прижала к плоскому голому животу крошечную сумочку.
Загорелся зеленый, Герц тронул.
– Кошмар, – выдохнула пассажирка и засмеялась.
Только молодые и цветущие девочки умеют так быстро переходить от испуга к веселью. Савелий тут же расслабился, а когда выскочил на трассу, где можно было включить автопилот, высвободить руки и напиться воды «Байкал экстра-премиум», тоже усмехнулся. Появление загадочной незнакомки с круглыми коленями, едва восемнадцати лет, явно можно считать финальным аккордом сумасшедшего дня. Это был его, Герца, приз.
– Спасаетесь бегством? – осведомился он.
– Ага, – дружелюбно ответила девчонка. – Спасибо вам.
Очень приятная, решил Савелий.
– Куда путь держите?
– Куда-нибудь. Отсюда! Я такого кошмара давно не видела.
Герц изловчился и состроил гримасу глубокого недоумения.
– Какого кошмара?
– Ну, вертолетов… и прочего.
Он спросил, что, собственно, произошло, зачем и откуда вертолеты, и получил сбивчивый рассказ о поваленном стебле.
– Это был ужас! – восклицала юная леди, перехватив у него бутылку с водой. – Вы бы это видели! Толпа черных ниндзя с ведрами! Пять минут – и осталась одна кора!
Рассказывать она не умела. Медленно подбирала слова, и всякий раз найденное слово оказывалось самым скучным, грубым и простым.
Финал экспрессивной новеллы совсем не понравился Герцу. Его спутница сунула руку в сумочку и достала изрядный кусок мякоти, завернутый в пластиковую гигиеническую салфетку.
– Вот, – важно заявила девчонка. – Это она и есть.
– Стоп, – нахмурился Савелий. – Мы так не договаривались. Я не желаю на это смотреть. Откройте окно и выбросьте.
– Да ладно вам. Ее все едят.
– Во-первых, не все, – твердо возразил Савелий. – И даже не большинство. Во-вторых, я могу быть милиционером. В-третьих, это просто неприлично. Такая хорошая культурная женщина…
– Ладно вам. Какой вы милиционер. Вы какой-то известный тип, архитектор, что ли… В общем, шишка… Я вас видела. По телевизору.
– Это было давно, – мирно ответил Герц. – И я не архитектор.
– Но и не милиционер! Я слышала, все, эти… знаменитые… жрут мякоть. Только не сырую. Концентрат, в таблетках.
Савелий пробормотал:
– У вас обширные познания.
– Не издевайтесь.
– А вы уберите дрянь. За ее хранение вас могут посадить в тюрьму. И меня заодно.
– За траву не сажают.
– Вам виднее.
– Я серьезно. – Девчонка понюхала содержимое салфетки.
Стало ясно, что она большая любительница. При том что Герц точно знал: сырая мякоть не имеет запаха.
– За траву не сажают, – повторила младая травоядная. – Мне «друг» говорил. Он там был. В тюрьме. Уже давным-давно за траву никто не сидит. Наоборот – там ее едят. Все. И охрана тоже.
– Не может быть. Тюрьмы подключены к проекту «Соседи», там везде объективы…
– Везде, да не везде, – взросло возразила девчонка.
– Значит, у вас есть «друг»?
– Как же без «друга» приличной девушке?
– Вот как.
– Между прочим, он приятный. Пальцем меня не трогает. Он меня всему научил.
– И траву есть – тоже научил?
– А что такого? – с веселым вызовом воскликнула девчонка. – Я вижу, вы хоть и архитектор, а совсем темный дядя. Вы знаете, как ее правильно жрать?
– Употреблять, – поправил Герц.
– Употребляют, – снисходительно, по слогам сказала его спутница, – наркотики. А траву – жрут. Знаете, как ее жрут?
– Понятия не имею, – твердо произнес Савелий. – А что, есть особые хитрости?
– А как же. Вас как зовут?
«Она первая начала», – сказал себе Герц и представился.
– А меня – Илона. Будем знакомы. Кстати, это… Спасибо вам.
– Пустяки.
– Если бы не вы, я бы уже сидела в изоляторе. Пришлось бы звонить Моисею. Он бы, конечно, сразу меня вытащил, но потом… – Девчонка вздохнула. – Он, это… не любит, если я попадаю во всякие истории. Он любит, чтобы все было тихо.
40 
