51 
Набрал в грудь воздуха. Сейчас.
Он помедлил. И пошел прямо на своих преследователей.
Тот, что завязывал шнурки, отвернулся, неторопливо стал дрейфовать прочь. Избегает, сволочь, не желает сокращать дистанцию, подумал Савелий. В пять широких шагов догнал филера, хлопнул по твердому, как дерево, плечу.
Андроид изобразил вежливое недоумение. Краем глаза Герц фиксировал второго – тот по-прежнему топтался возле газетного ларька.
– Пасешь, да? – спросил Герц.
– Прошу прощения, – прогудел андроид. – Я не понимаю…
Савелий толкнул его в грудь:
– Все ты понимаешь. Все ты, сука, понимаешь.
– Прошу прощения…
– А ну-ка пошел отсюда! – негромко велел Савелий. – Передай привет хозяевам. Скажи, если ко мне есть вопросы – пусть приходят и спрашивают. А не присылают пластмассовых дебилов. Понял?
Искусственный человек изобразил натуральную оторопь:
– В чем дело? Какие хозяева?
– Пошел отсюда, я сказал. – Герц еще раз толкнул искусственного и попытался послать ему взглядом угрозу.
Говорят, их надо бить в живот, поскольку процессор и жесткий диск вмонтированы не в голову, а пониже пупка – там, где центр тяжести. Нет, решил Савелий, не в живот. Выдерну из кармана авторучку, попробую воткнуть в глаз. Крови не будет, вместо крови у них жидкий гель-антифриз, а вместо мозга – радиатор, охлаждающий всю систему. В общем, ничего ему не будет, искусственному. Испорчу деталь – пусть хозяева знают, с кем имеют дело.
Но андроид, не вступая в дискуссию, стал ловко пятиться назад и исчез за углом. Герц оглянулся: второй тоже канул.
Пока шел к парковке, устраивался за рулем машины, пока выезжал – специально не смотрел по сторонам.
К черту вас всех. Я шеф-редактор влиятельного журнала, я на движняке, моя жена носит моего ребенка. Не связывайтесь со мной.
3
Первое, что увидел шеф-редактор, войдя в собственный кабинет (правда, Герц пока избегал называть его собственным даже в мыслях; здесь вовсю витал дух великого старика), – были маячившие над просторной столешницей подошвы дешевых китайских ботинок сорок пятого размера с безбожно сбитыми каблуками.
– Убери ноги со стола, – приказал Савелий.
– Ха! Господин шеф-редактор!
Гарри Годунов был королем эпатажа, но глубоко культурным мужчиной (среди людей искусства такое возможно) – он мгновенно выполнил распоряжение и освободил место. Правда, при этом умудрился непристойно задрать колени и вполголоса грубо выругаться.
– Еще раз залезешь в мой кабинет, – равнодушно сообщил Герц, – велю тебя не пускать.
– Звучит ужасно, – ответил Годунов. – Архаично и немузыкально. В стиле дворянчиков из русской классики. «Подите прочь, граф, вы несносны, я велю вас не пускать…»
Он захохотал. Нескладный, отвратительный, пьяновато-хамоватый. Однокашник. Старый товарищ. Если все циники мира соберутся на демонстрацию, он понесет знамя. Мощнейший мозг, два метра долговязого тела, неизменная брезгливая гримаса, множество раз сломанный нос. Волосы дыбом, коричневые зубы. Под тонкой жилистой шеей на кожаном шнурке какие-то амулеты. Нелепая заношенная фуфайка с надписью «Kannabis Uber Alles». Герц не отказал себе в удовольствии лишний раз полюбоваться внешностью гения и подумал, что гений, в общем, выглядит, как и положено гению, умопомрачительно.
За последние пятьдесят дней гением было написано пятьдесят статей, очерков и эссе. Причем совершенно бесплатно. И вдобавок именно благодаря язвительным статьям и очеркам нового колумниста Гарри Годунова тираж журнала «Самый-Самый» существенно возрос.
И не только тираж. За два месяца изменилось многое. Кабинет шеф-редактора был преображен. Голографическую инсталляцию – бородатого Солженицына – старик велел перевезти в свою квартиру. В компанию к Марксу и Фрейду. На освободившемся месте Савелий установил новинку последнего поколения, из жизни титанов прошлого, под названием «Глеб Пьяных опускает Руперта Мэрдока по всем понятиям». Изучив ее детально, дамы краснели.
Впрочем, Герц того и добивался.
– Больше не клади ноги на стол, – примирительно попросил он, усаживаясь и открывая очередную флягу «дабл-премиум-люкс».
– Пустое, граф, – отбил Годунов, легко удерживаясь в стиле русского дворянчика. – Лучше повесьте сбоку бронзовую табличку: «На сию мебель возлагал натруженные конечности великий русский писатель…» Далее – неразборчиво.
51 
