За кустами действительно обнаружилось несколько пластиковых столов с креслами. Устроившись за одним из них, они глянули друг на друга вполне дружелюбно, улыбнулись.
– Меня Лизой зовут, помните?
– Да. Помню. Спасибо за участие, Лиза. А то я и впрямь потерялась немного.
– Ну, про «немного» – это вы себе льстите, конечно… Здесь вы себя вообще никогда не найдете, и не старайтесь даже.
– Почему?
– Да потому, что вы здесь чужая. И всегда чужой будете, это же невооруженным глазом видно! Странно, как это вообще вас сюда занесло…
– Да я, собственно, и не собираюсь здесь навеки поселиться. Это чужой праздник, только и всего.
– Да нет, вы не поняли… Я не об этом конкретном месте говорю, а вообще. То есть о том образе жизни, в который вы так стремительно вляпались. Не вписываетесь вы в этот образ, понимаете? Вы из другого мира, вы… с той стороны баррикад, понимаете?
– А у нас что, война миров разве объявлена? Что-то я ничего про нее не слышала…
– Да ладно вам, Лина. Все вы прекрасно понимаете. Послушайтесь моего совета – бегите обратно в свой мир. Не лезьте не в свое, негоже рядиться в чужие одежды. Ничего из этого не выйдет хорошего, я по своему горькому опыту знаю.
– А вы, значит… обрядились в чужие одежды?
– Да. Обрядилась. Когда-то поддалась искушению. Теперь жалею.
– Но ведь никогда не поздно…
– Поздно. В том-то и дело, что поздно…
Вздохнув, она медленно подняла бокал с шампанским на уровень глаз, сощурилась от сполоха играющего в нем запоздалого солнечного луча. Потом, еще раз вздохнув, осушила бокал до дна, со стуком поставила его на стол. Помолчав, заговорила тихо:
– Вы знаете, мы с мамой одни жили, ни отца у меня не было, ни дедушек с бабушками… Она учительницей музыки была, частными уроками подрабатывала. В доме всегда так чисто было, свежо… И будто музыкой все пространство заполнено. Моцарт, Бетховен, Шуберт… Я тоже музыке училась, даже в консерваторию поступила. Особых талантов у меня, конечно, не обнаружилось, но удовольствие, помню, от музыки получала огромное. Да, мы бедно жили, но у нас был свой мир, собственный. Такая здоровая аскеза, знаете ли, и духовная, и физическая… Как утренний свежий воздух, чистая и прозрачная. И жених у меня был – тоже из музыкантов. А потом разом кончилось все. Появился на горизонте обожатель, пухлый кошелек с деньгами. Коварный искуситель. Я замуж за него вышла… Не сразу, конечно. Поначалу напрочь отвергла, а потом… уговорила себя. Хожу теперь в чужие одежды ряженная, и сбросить их с себя духу не хватает. Затягивает, знаете ли. Есть у злата коварная особенность – оно просто так не дается, ему из той, из прежней аскезы свежий и чистый воздух подай… Вот такие дела, милая моя Лина. И никакой тебе больше музыки…
– Да. Грустная у вас история, Лиза. Только я не поняла – музыка-то тут при чем? Она ж вроде сама по себе, ею при любых жизненных обстоятельствах можно наслаждаться, было бы желание?
– Нет. К сожалению, это не так. Для духа музыки свобода нужна. Тот самый чистый воздух, если хотите. А с ними… – сделала она пренебрежительный жест рукой в сторону террасы, – какая с ними может быть музыка? Для них Бетховен – всего лишь имя собаки из американского фильма…
– Да при чем тут они? Зачем вы… все время на них оглядываетесь? Вы – сами по себе, они – сами по себе!
– Нет. Не все так просто, как вам кажется. У этой стороны баррикады свои правила игры, если хотите. Хочешь не хочешь, а соответствуй. Попробуй-ка открой им глаза на правду про того же Бетховена! Не поймут. Оскорбятся своим же незнанием. Или ты с ними, или против них. Вы знаете, я иногда хожу в консерваторию – тайно от мужа… Сижу в зале, смотрю, как моя отверженная когда-то любовь на скрипке в оркестре играет. Послушаю, поплачу, тоску свою полелею и – домой. Мне потом надолго хватает. Кстати, он до сих пор не женат…
– Так может?..
– Нет, Лина, не может. Поздно уже. Знаете, я часто возвращаюсь мыслями назад, туда, в момент искушения. Если б я именно тогда его преодолела! Что-то есть в этом моменте преодоления важное, значительное, необъяснимое. А может, оно в самой сути аскезы заложено… Не знаю. Не смогу объяснить. Так и живу с тайным диссидентством в душе. А вам искренне советую – хорошо подумайте, прежде чем… О, а это за вами идут, кажется! Все, ухожу, исчезаю…