59 
– Павел Сергеевич… Может, отобедаете? – выплыло сбоку медовое лицо Анны Николаевны. – Я щи сварила, как вы любите, с бараниной и кислой капустой… За столом и продолжите знакомство-то…
– А что, давайте и впрямь, ребята, щец навернем! – отпустив Егора, плотоядно потер ладонями Павел. – Начнем новую семейную жизнь с хорошего обеда! Символично звучит, между прочим. Давай, Анна Николаевна, накрывай на стол!
– Ой, так это я мигом… – радостно развернула женщина крупное тулово в сторону кухни.
– Вам помочь, Анна Николаевна? – сунулась она было за ней, но тут же ощутила под локтем жесткую руку Павла.
– Остановись, Малина… Не усердствуй. Здесь всякому свое место, запомни это. Ты здесь хозяйка, привыкай. Твое дело – распоряжения насчет обеда отдавать. А готовить да на стол накрывать Анна Николаевна будет. Ишь, побежала! Ты бы еще посуду помыть вызвалась!
– А что, я бы и помыла…
– Опять в бутылку лезешь, да?
– Нет. Никуда я не лезу. Просто… не привыкла еще. Да и навряд ли привыкну. Я в этом смысле одноклеточная, как инфузория-туфелька.
– Это что у тебя – опять самооценка ниже нуля поехала?
– Нет, почему…
– А что тогда?
О боже, чего он привязался к ней с этой проклятой самооценкой? Хорошо, мобильник в кармане его пиджака заверещал, отвлекая от продолжения никчемного диалога. И лицо сразу стало другое – более жесткое, непробиваемое.
– Да. Понял. Понял… Да, сейчас еду. Ничего без меня не предпринимайте, ждите. Еду!
– Что-то случилось, да? – спросила осторожно, когда он сердито отправил мобильник в карман.
– Да. Авария на стройке. Слава богу, без смертельного исхода. Все, ребята, обедайте без меня, я уехал! Эх, черт, невезуха какая… Плакали мои щи с бараниной…
Грустно ей подмигнув, он развернулся, быстро пошел к двери, на ходу доставая телефон и делая вызов. Уже издалека послышалось его тихое, яростное:
– Леня, мать твою, как это могло произойти, объясни мне? Почему я тебя все время должен телом прикрывать? Да не скули ты, объясни лучше, где опять накосячил…
– Ну что, Лина, пойдемте обедать? – послышался за спиной веселый голос Егора.
Она обернулась к нему удивленно – слишком уж явственно прозвучала в его голосе эта веселая нотка свободы. Да и сам он будто в плечах расправился и ростом выше стал, и умная грусть в глазах сменилась обыкновенной мальчишеской беззаботностью.
Сели за стол – друг напротив друга. Она было покусилась и Анну Николаевну пригласить на совместную трапезу, но та отказалась, расплывшись в благодарной и смущенной улыбке. Махнула рукой по-свойски, пробормотав неловко – ну что вы, мол, как же можно… Трепетно подняв крышку с фарфоровой супницы, похожей скорее на произведение искусства, чем на предмет домашнего обихода, разлила по тарелкам щи и скрылась торопливо на кухне, где что-то призывно шкварчало на сковородке, требуя немедленного пригляда.
Они принялись за еду, мучаясь обоюдным неловким молчанием. На нее и впрямь напала жуткая стеснительность, будто оказалась здесь случайной непрошеной гостьей. А может, она таковая и есть для этого мальчика? Всего-то и год прошел, как он мать потерял… Переживает, наверное.
Словно услышав ее неловкие пугливые мысли, Егор вдруг произнес с некоторой запинкой:
– Лина, да вы… не переживайте, пожалуйста. Я очень даже рад, что вы… что отец… Все равно это произошло бы когда-нибудь. Я же не маленький, все понимаю. Вы вполне можете рассчитывать на мое… понимание.
– Правда? Спасибо тебе, Егор… А то я действительно как-то потерялась.
– Да ладно, нормально все! Хотя, если честно, я боялся немного… Вдруг отец приведет какую-нибудь выдру мадамскую?
– А я, значит, не выдра мадамская?
– Вы – нет… Вы нормальная. Даже чем-то на маму похожи…
Он глянул на нее коротко, будто оценивая. Улыбнувшись, продолжил с некоторой опаской:
– Мама, она знаете, такая была… понимающая. Мы с ней не только друзьями были, но и немножко сообщниками. Отец же сразу против моих творческих увлечений был, а мама меня сама в художественную школу возила… И на натуру со мной ездила. И работами моими восхищалась. Говорила, что я талантливый… Отец возмущался все время, а она… Нет, она с ним и не спорила никогда. Головой послушно кивала, а дело свое делала. Вернее, мне давала свое дело делать. А теперь… Теперь я и не знаю, как мне быть…
59 
