Лу хотелось завизжать, но было неловко, да и голос пропал. Она диковато оглянулась по сторонам — и остолбенела вторично. Прямо перед ней на первой скамье сидели: невозмутимо улыбающаяся мама Роза Джонс, ее собственная сестра-близняшка Марго, шмыгающая носом. И, наконец, единственный человек, испытывающий некоторое смущение от происходящего, — Билл Кросби, младший констебль городка Кембридж. Лу разинула рот, потом подумала и закрыла его. Папа взял дочь за руку, развернул ее к жениху и легонько подтолкнул.
— Ну же, солнышко! Алтарь вон там, не перепутай. Не пугай Альдо, он сейчас в обморок грянется.
Как во сне, Лу шагнула вперед, и вот уже Альдо схватил ее за руку и с явным страхом заглянул в глаза своей невесте. Священник удовлетворенно кивнул и громогласно откашлялся, намереваясь начать обряд. Тут Лу наконец обрела голос.
— МИНУТОЧКУ!
Наступила гробовая тишина, поэтому все расслышали восхищенный шепот графа Ренцо:
— ...Клянусь, она поет Армстронга и Синатру так, словно им обоим приходится родней!
Лу выдернула свою руку у Альдо. Подбоченилась, откинула мешавшую ей фату.
— Что это значит?!
— Лу, я хотел... сюрприз...
— О да! Сюрприз! Значит, мэрия?
— Лу, я думал...
— Нет! Ты именно что не думал! Куда ты делся? Где ты был все эти дни? Как давно ты знаешь про Джакомо? Почему ты меня бросил одну? И откуда у тебя фингал под глазом?!
Сбоку и снизу донеслось робкое:
— Лу, фингал - это я... ему.
— Что? Билл Кросби, что ты несешь?
— Он приехал и все рассказал, а я встал и двинул ему, потому что Марго заплакала, а мне он еще в Англии не понравился...
— Лу, все в порядке, мы с Биллом...
— Альдо, если не хочешь, чтобы я сошла с ума, не встревай. Так что он рассказал, Билли?
— Ну... что вы женитесь и все такое...
Лу перевела взгляд на Альдо.
— Так ты уехал в Англию? За ними?
— Ну... да. Думал, ты обрадуешься.
— Ага. Хорошо. А чему я должна обрадоваться?
Альдо вдруг стал очень серьезным и даже суровым. Он подошел к Лу вплотную и заглянул ей в глаза.
— Я знаю, я идиот. Я наделал массу глупостей. Наверное, надо было остаться и просто обо всем поговорить. Но ведь в прошлый раз, когда мы с тобой не стали говорить, а просто... Так все хорошо вышло.
— И ты решил...
— И я решил, что такие девушки, как ты, не врут.
— Что-о?
— Ты сказала, что любишь меня. И ты обещала выйти за меня замуж.
Лу смотрела на Альдо, не в силах вымолвить ни слова, но в этот момент напряженную тишину прорезал женский, довольно пронзительный голос.
— О да. Она обещала. Более того, насколько мне известно, она даже подписала на этот счет контракт. Не так ли, мисс Джонс? Может, поделитесь с родственниками, на какую сумму и каковы условия?
Вероника Фабиани эффектно застыла в центральном проходе, как никогда напоминая анаконду в своем серо-зеленом, облегающем и блестящем платье. Ее глаза излучали ярость и презрение, а в руках она держала... Лу вцепилась в руку Альдо, тот обнял и привлек девушку к себе.
Лист бумаги в руках Вероники был склеен из десятков мелких кусочков, однако выглядел вполне читаемым. Вероника довольным голосом провозгласила:
— Полагаю, всем будет интересно узнать, какие высокие отношения связывают мисс Лу Джонс, певичку из бара, и графа Альдо Бонавенте, наследника миллионов империи Бонавенте...
В эту минуту раздался еще один голос, и Альдо повернулся, словно ужаленный.
Невысокий седовласый толстячок раскланялся с присутствующими и мягким, почти неуловимым кошачьим движением выдернул из рук Вероники злополучный листок. Та взвизгнула:
— Синьор Бергоми!
— Прости, детка, но иначе нельзя. Я понимаю, ты обижена, но тут уж ничего не поделаешь. Эти двое любят друг друга.
— Она охотится за деньгами!
— В таком случае она избрала очень хитрую тактику. Дамы! И господа, разумеется, тоже. Как официальный поверенный в делах семьи Бонавенте, как президент коллегии адвокатов Тосканы и Падуи... наконец, как старинный и верный друг всей этой семьи, я заявляю: контракт на заключение брака между синьориной Люси Розалиндой Джонс и Альдо Витторио Ренцо Бонавенте существует.
По рядам пробежал трепет. Граф Ренцо нахмурился, Джакомо подался вперед. Альдо слегка побледнел, но Лу из объятий не выпустил. Толстячок невозмутимо обвел всех присутствующих взглядом и продолжал:
— Традиция заключения брачных контрактов восходит к незапамятным временам, когда гордые принцы и герцоги, вступая в родство между своими семьями, скрепляли клятвы печатями. Не видит в этом ничего предосудительного и святая Католическая церковь, чему свидетель достопочтенный падре Андреа, чье терпение мы так долго испытываем. Чтобы избежать кривотолков и досужих сплетен, в этот радостный день я позволю себе огласить сей документ перед собравшимися.