18 
Всадники приблизились и спешились.
– Приветствуем вас, братья! – обратился к мужчинам Шарль. – Да поможет вам Господь в земных трудах ваших!
Монахи почтительно поклонились:
– Благодарим на добром слове, путник.
Шарлю показалось, что монахи несколько напряжены.
– Мы просим вашего дозволения, братья, остаться у вас на ночлег, – сказал Сконци, доставая из кошеля очередную монету.
Братья-монахи стушевались.
– Отдадите ее брату Хорхио, – сказал, наконец, один из них. – Следуйте за мной.
Граф и иезуит вошли внутрь монастыря и тотчас почувствовали приятную прохладу. Посреди единственного помещения (не считая хозяйственных пристроек) располагался очаг, огонь в котором едва теплился. Котелок, висевший на цепи, прикрепленной к потолочной балке, был пуст. Дым огибал его и разбегался тонкими струйками в разные стороны.
Подле очага на колченогом табурете сидел старец с длинной бородой, также облаченный в домотканую рясу.
– Путники… – сказал он, не оглядываясь. – Двое… Прибыли верхом… И куда следуете ― в Тартосу, Ампосту или Сарагосу?[30]
Шарль и Сконци переглянулись.
– В Тартосу, – уверенно ответил Сконци.
– Я слышу в твоем голосе ложь… Ты – иезуит, не так ли?
Сконци удивленно вскинул брови:
– Почему вы так решили, святой отец?
– Иезуитов, доминиканцев и инквизиторов я чувствую за сто шагов. От них исходит запах крови невинных жертв.
Сконци растерялся. Пожалуй, впервые в жизни.
– А брат Хорхио ― это вы, святой отец? – придав голосу максимум почтения и любезности, поинтересовался Шарль.
– Я… Вот уже десять лет. С тех пор, как покинул, Божьей милостью, мирскую суету…
– Нельзя ли нам получить у вас кров на одну ночь, отец Хорхио? – спросил граф.
– Можно, наемник. Оставайтесь, – бесстрастно ответил старец.
Шарля пронзила дрожь: «Откуда ему известно о моем прошлом?»
Брат Хорхио повернулся, наконец, к странникам и воззрился на них неподвижными, широко раскрытыми глазами. Монах был слеп.
Графа д’Аржиньи охватило оцепенение.
– В молодости, святой отец, я действительно служил наемником в Бургундии. Но как вы об этом догадались?
– Я слеп, а у слепых людей, как известно, обострены другие органы чувств…
– В том числе умение читать прошлое? – не удержался Сконци от сарказма.
Старец усмехнулся:
– Просто я знаю, что ты обманул меня, иезуит: ваш путь лежит не в Тартосу. Впрочем, это не имеет значения, ― добавил он ровным тоном. – Ночью будет сильная гроза, так что вам и впрямь лучше остаться. Братья позаботятся о ваших лошадях.
– Спасибо, святой отец, – поклонился Шарль.
Иезуит промолчал.
Брат Хорхио пригласил гостей к вечерней трапезе, но та была столь бедна и скудна, что Шарль, с молчаливого согласия Сконци, извлек из седельной сумки провизию, закупленную по дороге у крестьян одного из селений. При виде щедрых ломтей соленого овечьего сыра монахи перекрестились и поблагодарили Всевышнего за нежданно ниспосланные дары.
После ужина гости расположились на свежей соломе в отведенном им углу и вскоре погрузились в сон.
Графу приснился брат Хорхио. Старец сидел на своем привычном месте возле очага и, незряче уставившись на Шарля, глубокомысленно изрекал:
– Ты найдешь то, что ищешь. Только, боюсь, тебя постигнет сильное разочарование…
…Утром Шарль и Сконци проснулись почти одновременно. Брат Хорхио сидел у очага, словно и не уходил.
Иезуит положил на монастырский стол медную монетку.
– Плата за ночлег? – глухо спросил старец.
– Да, брат Хорхио. Не откажите ― примите в знак благодарности за приют…
– На сей раз в твоем голосе нет лжи, иезуит… Благослови вас Господь!.. Нелегкими будут ваши поиски, ― вздохнул старец вслед покидающим стены монастыря путникам.
Глава 6
Таррагона, достаточно крупный портовый город, встретила путешественников суетливой толкотней узких улочек и колоритным разноязычием многочисленных обитателей. У Шарля буквально зарябило в глазах от мельтешащих непоседливых евреев, мускулистых магрибов,[31] щеголеватых французов и рьяно жестикулирующих итальянцев. Торговые палатки ломились от диковинных товаров, а от количества пришвартованных в порту галер и бригантин просто захватывало дух.
Графа невольно охватил азарт покупателя. Спешившись и не обращая внимания на протесты Сконци, он начал отчаянно торговаться с темнокожим магрибом из-за нарядной туники, расшитой серебром: погода стояла жаркая, и Шарль давно уже изнемогал в боевом своем облачении. Когда ему, наконец, удалось выторговать тунику по сходной цене, он, чрезвычайно довольный собой, вновь присоединился к Сконци.
18 
