Ведро и швабра покатились по ступеням.
— Брось все, брось! — жарко шептал Слава. — И пойдем со мной, пойдем… Ты все равно пойдешь, потому что, если не пойдешь, я тебя просто похитю… похищу… Унесу!
«Ах, пропади оно все пропадом!.. Разве мне есть что терять?..» — пронеслась в голове последняя мысль. И с этой минуты Алина перестала себе принадлежать.
Они куда-то шли, где-то гуляли… Заходили во все попадавшиеся на пути магазины — да что магазины, не нужны ей были эти магазины! — но Слава осыпал ее подарками, смешными какими-то безделушками, вроде ярких надувных шаров, которые плыли над их головами, заставляя оглядываться прохожих, или ярких детских книжек с картинками — у нее никогда не было таких в детстве, и сейчас, несмотря на явную их ненужность, Алина была тронута до глубины души! За все время он не задал ни одного вопроса. Только веселил, заставлял смеяться всяким пустякам и все время что-то говорил, говорил — и в конце концов Алина даже перестала вслушиваться в смысл этого словесного потока, все звуки и слова слились просто в музыку, звонкую и торжественную, и весь этот день стал праздником, и так хотелось верить, что этот праздник не закончится, хотя волшебный день обидно быстро клонился к закату…
— Ты же меня не бросишь сегодня? — спросил он, внезапно остановившись. И впервые за все время, что Алина его знала (ах, целых два дня!), выглядел смущенным и по-детски растерянным.
— Нет, но… что я должна сделать? — растерялась Алина.
— Поедем со мной! Подожди. Я дурак, я грубый мужлан, у меня было много женщин, и я так и не научился обращаться с ними… Ты первая, которая заставила меня уважать себя. Знаешь, как я про тебя подумал? «Нестреноженный жеребенок. Дикий и красивый!» Черт его знает, поэтому, наверное, — но ты просто из головы у меня не уходишь! Наваждение, и все тут!
Робко — впервые робко — он взял ее за руку и заглянул в глаза.
— Пожалуйста, поедем… вот видишь, я же не задаю тебе вопросов. Совсем не спрашиваю ни о чем… Я просто прошу.
— Поедем… — прошептала Алина, отвечая на его пожатие.
— Спасибо…
Он не повез Алину ни в гостиницу, ни на съемную квартиру — нет, они направились прямо к нему домой! Когда она поняла это, то преисполнилась гордости — значит, этот человек и в самом деле видит в их знакомстве гораздо больше, чем простое приключеньице! Но Алина никак не ожидала, что он живет в таком роскошном особняке! Вот это было для нее самой большой неожиданностью!
— Заходи. Не бойся, — шептал он и за руку проводил через полумрак комнат и коридоров. Шаги заглушали ковры с таким высоким ворсом, что ноги утопали в них по щиколотку. Пахло чем-то неуловимо приятным и дорогим. И было тихо-тихо, ни одна живая душа не встретилась им на пути…
А потом скрипнула еще одна дверь, и Слава увлек ее в одну из комнат, и там они долго стояли друг напротив друга, прерывисто дыша и не решаясь прикоснуться друг к другу… А потом возникло движение — внезапное, как порыв! — и точно электрический ток пробежал по ним обоим, и цепь замкнулась, и разъединиться они уже не могли! Одежда летела на пол, и сами они тоже опустились на пол, и руки ее легли на его грудь, и все, что происходило потом, было так необычно, маняще, слепящее, незабываемо!
А потом была ночь, и шепот, и ласки, и восторг. А потом они стали видеть друг друга и все происходящее в свете и в цвете — так они поняли, что наступило утро. А потом они стояли под душем и целовались, и вода, закручиваясь на локтях и плечах, падала со звоном серебряных ручейков.
А потом он поцеловал ее и сказал, что хочет есть.
— Ты голоден? Знаешь, я бы, наверное, смогла приготовить что-нибудь, но не знаю, где и что у тебя лежит… и где тут у вас кухня, я тоже не запомнила, — сказала Алина наивно.
— Глупая какая, ну просто дурочка! — рассмеялся он необидно. — Какая кухня? Какая готовка? Полный дом прислуги!
— Но мы же не можем сказать им, чтобы принесли прямо сюда… Я — точно не Могу.
— А я могу. И ты сможешь. Этому вообще быстро научиться.
Слава в последний раз с хрустом потянулся и вскочил с кровати.
— Вставай! — Он сдернул с Алины одеяло и пощекотал ей пятки. Она хрюкнула и засмеялась, поджав ноги. — Вставай, быстро! Я иду завтракать, а ты идешь кормить меня с ложечки. Я такой — люблю, когда меня опекают!
Она очень робела, пока спускалась с ним вниз, одетая всего лишь в мужской халат. Теперь, при дневном свете, этот дом казался Алине настоящим музеем, под завязку забитым всякими диковинными вещами — о назначении большинства из них она даже не имела представления! Но самое страшное, как оказалось, было еще впереди. В столовой, большой светлой комнате с широкой террасой, стоял накрытый к завтраку круглый столик. И за этим столиком сидела массивная дама с крупными чертами лица. Тамара Андреевна, а это была она, развернулась в кресле и воззрилась на Алину, как удав на кролика.