27 
— Бог мой, но что же на вас такое надето! — вплеснув ручками, Софья Павловна поочередно ткнула пальчиком в тулуп и мохнатую шапку. Безобразие невероятное! Просто мужик из леса или даже леший — простите, что я так говорю, но это же невозможно! Вам нужно немедленно привести себя в порядок. Евгения Валерьевна…
— Где она?
— С утра уехала «развеяться», как она сказала, то есть, скорее всего, по магазинам… Но это все равно, вы не можете перед нею в таком виде… Снимайте, снимайте! И сразу в душ, я сейчас принесу вам во что переодеться. Все ваши вещи в порядке.
— Спасибо, моя дорогая, но… вот еще какое дело. Я привез вам девушку, ей нужно найти место в доме. Я имею в виду работу.
— Какую работу?
— Не знаю. Она говорит, что согласна на любую.
— Да, но… — Домоправительница с сомнением оглядела Алину, — едва ли она согласится… Мне действительно нужна помощница… Евгения Валерьевна как раз на днях уволила очередную, та девушка отработала всего две недели…
— Как раз это я и предвидел, — усмехнулся Иван. — Вы последняя из могикан, Софья Павловна. Кроме вас, в этом доме больше чем на месяц вообще никто не может задержаться.
Женщина деликатно помолчала, не желая обсуждать хозяйку, да еще при посторонней. Вздохнула.
— Мне любую работу, я никакой не боюсь, — на всякий случай сказала Алина.
— Хорошо… Идите, моя милая, во флигель для прислуги, я сейчас подойду… А вы, Иван Дмитриевич, — марш, марш! Начинайте приводить себя в цивильный вид, иначе я на вас, дорогой мой, ей-богу, обижусь…
* * *
Софья Павловна оказалась редким существом — она была абсолютно не способна на зло. При взгляде на эту женщину мгновенно возникало чувство симпатии. И Алина, у которой немного кружилась голова от неожиданных поворотов судьбы, вдруг поймала себя на желании все-все-все рассказать маленькой седовласой толстушке сразу же, когда та взяла ее за руки и спросила, усаживая на диванчик:
— Что же это, моя милая, с вами произошло, как так получилось, что наш хозяин привел вас в качестве прислуги? Такая красивая девушка в вечернем платье, это странно, согласитесь… У вас есть какая-то тайна? Да?
Оказывается, все это время Алина в глубине души тосковала вот о таком искреннем женском участии! Теплая ладошка накрыла ее руку, милое лицо было участливым:
— Не правда ли, вы мне все расскажете?
И она рассказала. С самого начала, со дня отъезда из Больших Щавелей. Пока длился рассказ, Софья Павловна не сделал ни одного шаблонного жеста, не прервала ее банальными вскрикиваниями и причитаниями. Только выщипанные бровки над внимательными глазами поднялись домиком:
— Да, теперь я понимаю, как все это ужасно… Но, милая моя, «ужасно» — не значит «непоправимо». Вы так молоды! Начните все сначала. Кто знает, может быть, и кроется где-нибудь неподалеку ваше счастье… Ведь чего только не бывает в жизни.
— Я и хочу начать все сначала! Поэтому я и сказала, что не боюсь никакой работы. Вы же видите.
— Я вижу, но… Хорошо, давайте попробуем. К сожалению, я вынуждена вас предупредить: с нашей хозяйкой очень трудно, ей не может угодить ни одна прислуга, а вы к тому же юны и хороши собой, это может сработать против вас, к сожалению… Но мы попробуем. В крайнем случае я найду вам место у других людей, а может быть, и Иван Дмитриевич защитит, ведь, как я понимаю, он взял вас под покровительство.
— Скажите… А Иван, то есть Иван Дмитриевич… Он кто? — жарко спросила Алина о том, что занимало ее больше всего. — Он хозяин всего этого, да? Муж вашей хозяйки? Но тогда почему…
— Тш-шш! — Домоправительница приложила палец к губам. — Не стоит нам с вами сплетничать о людях, у которых работаем.
— Но мне просто хотелось знать…
— Неужели он не говорил вам?
— Нет! Абсолютно!
— Все такой же молчун… Ладно, моя милая, я расскажу вам, просто затем, чтобы вам не пришло в голову расспрашивать кого-нибудь еще… Здесь этого не любят, учтите. Иван Дмитриевич — бывший водитель Евгении Валерьевны, когда они встретились, она была уже молодой вдовой с семилетней Светланочкой на руках… То есть, конечно, это так говорится, что «на руках», на самом деле — молодая богатая женщина, муж ей много чего оставил, муж-то банкир был, его убили в конце этих проклятых девяностых, тогда многих убивали, такое время… Иван пришел к нам устраиваться на работу водителем, не захотел прозябать в школе на учительской ставке, да к тому же учителям тогда и не платили по полгода, я же говорю, проклятое время! Да-да, не удивляйтесь, он учителем работал, преподавал историю, и, как стало ясно дальше — он очень хороший педагог, просто от бога. Светланка наша тогда прямо влюбилась в него, могла часами слушать, как Иван что-нибудь рассказывает или объясняет. Бывало, весь дом ходуном — девочка пропала! — ищут Светланку, а она сидит в гараже на ящике, глаза горят, и слушает, как мамин шофер рассказывает про Ледовое побоище, или битвы варягов, или о нравах царского двора времен Ивана Грозного, он очень умело рассказывал, захватывающе, я сама пару раз слышала — и забывала про все… По всему дому от Светланки только и разговоров было — Иван да Иван, она его запросто стала звать… А сам Иван очень отстраненно держался, вроде бы и считается, что шофер — обслуживающий персонал, но было в нем что-то… гордость какая-то или достоинство такое внутреннее, что сразу становилось ясно: этот человек не прислуга, он бедный, но гордый, Евгения Валерьевна даже робела в его присутствии, это мне видно было… Ну а потом… Неизвестно, как у них это началось, ну то есть известное дело, конечно, — молодые оба да красивые… И Светланка еще привязалась к Ивану как к родному, и он тоже — глянет порой на девочку, и такое тепло в глазах… В общем, сперва он в мужнины комнаты жить переехал, а потом они и поженились с хозяйкой. На это мало кто из домашних косо тогда посмотрел. Я же говорю, уважали мы его крепко, и сейчас тоже… Потому что мужик настоящий и хозяин. Что было сразу хорошо — женился на богатой, а дома сидеть и бездельничать не стал, работал как вол, во все дела по бизнесу вник, настоял, чтобы Евгения ему зарплату положила, как управляющему, и половину этой зарплаты на содержание вот этого дома мне отдавал… Я видела, как тяжело было, ведь это здесь на него никто не косился, а там, в этих кругах, наверняка ведь поговаривали: мол, хорошо устроился, женился на богатой, был никто и враз все получил… Не хотел он с этим мириться. В шесть утра вставал, уходил из дому — только мы его и видели, и вечером приходил, усталый, круги под глазами… Даже Евгения его жалела, он и в отпуск с ней ни разу не поехал, на курорт какой-нибудь — считал, что пока не имеет права… Вот так и жили. Семь лет почти прожили.
27 
