Особенно,... 
73 
— Не нужно ничего делать. Он сам объявится.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что вы две половинки одного целого, — ответила Мэлани, поцеловала дочь в лоб и вышла из комнаты.
Эмили почувствовала острую боль в руке и опустила глаза — она продолжала сжимать неровно отломанный конец скрепки. Ради интереса она провела скрепкой по коже, царапая ее. Красная полоска стала ярче, когда она провела по руке второй раз, потом третий. Она царапала кожу все глубже и глубже, пока не показалась кровь, пока на ее руке не оказались вырезаны инициалы Криса, причем настолько глубоко, что останется шрам.
Джип Криса приехал домой в начале второго ночи. Эмили следила за ним из окна своей спальни. Крис шел и по ходу включал свет — сначала в кухне, потом наверху. Когда он вошел в свою комнату и стал готовиться ко сну, Эмили накинула поверх ночной сорочки рубашку и сунула босые ноги в кеды.
Земля, учитывая недавнюю погоду, была влажной и мягкой, сосновые иголки, которые всю зиму спали под снегом, теперь чавкали у нее под ногами. Окно Криса находилось непосредственно над кухней. Она уже два года этого не делала, но сейчас подняла тоненькую веточку и бросила ее в стекло. Веточка негромко стукнула в окно и отлетела назад к ногам Эмили. Она подняла ее и бросила еще раз.
На этот раз вспыхнула настольная лампа, и в окне показалось лицо Криса. Увидев Эмили, он открыл окно и высунул голову.
— Что ты здесь делаешь? — прошептал он. — Никуда не уходи.
Секунду спустя он распахнул дверь кухни.
— Что? — требовательно спросил он.
Она часто представляла себе их примирение, но злость не входила в перечень чувств. Раскаяние — это может быть. Радость, одобрение. Она явно не ожидала такого выражения, которое сейчас было на лице Криса.
— Я пришла узнать, — начала она дрожащим голосом, — как прошло твое свидание.
Крис выругался и провел рукой по лицу.
— Мне сейчас не до этого. Не хочу это обсуждать.
Он повернулся и хотел уже скрыться в доме.
— Подожди! — окликнула Эмили. В ее голосе слышались слезы, но она вздернула подбородок и скрестила руки на груди, чтобы они предательски не дрожали. — У меня… проблема. Видишь ли, я поссорилась со своим парнем. Я очень расстроена из-за этого, и мне захотелось поговорить со своим лучшим другом. — Она сглотнула и опустила глаза на черную землю. — Все дело в том, что и тот и другой — это ты.
— Эмили… — прошептал Крис и прижал ее к себе.
Она попыталась не думать о незнакомом запахе, исходившем от него, запахе духов и чего-то еще зрелого и пьянящего. Вместо этого Эмили сосредоточилась на том, как хорошо вновь быть рядом с Крисом. Две половинки одного целого…
Он поцеловал ее в лоб, поцеловал ее ресницы. Она зарылась лицом в его рубашку.
— Я этого не вынесу, — сказала она, сама не зная, что имеет в виду.
Внезапно Крис схватил ее за запястье.
— Господи боже, у тебя кровь!
— Знаю. Я порезалась.
— Обо что?
Эмили покачала головой.
— Пустяки, — ответила она.
И все же позволила Крису завести себя в кухню и усадить на стул, а сам он кинулся искать пластырь. Если он и заметил на руке Эм собственные инициалы, то благоразумно промолчал. Она закрыла глаза, пока он бережно касался ее, — она стала исцеляться.
Настоящее
Декабрь 1997 года
Личное пространство Криса — полтора на два метра.
Стены камеры выкрашены в странный оттенок серого, поглощающий весь свет. На нижней койке подушка, пластиковый матрас и казенное одеяло. Кроме того, имелся унитаз и раковина. Его камера находилась между двумя такими же камерами — словно часто посаженные зубы. Когда двери камеры были открыты (бóльшую часть дня, за исключением времени приема пищи), Крис мог совершать прогулку по узкому коридорчику вдоль их блока. В одном конце располагался душ и телефон, по которому он мог позвонить. В противоположном висел телевизор, предусмотрительно расположенный по ту сторону решетки.
Крис много чего узнал в свой первый день пребывания за решеткой, даже не задавая лишних вопросов. Он обнаружил, что в тот момент, когда ты переступил тюремный порог, ты будто рождаешься заново. Место, где ты окажешься, начиная от строгости режима и заканчивая местом на шконке, зависит не от тяжести предъявленных тебе обвинений или того, как ты вел себя до ареста, а только от того, как ты себя поставил, как только попал за решетку. Хорошая новость заключалась в том, что комиссия по режиму заседала каждый вторник и заключенный мог подать ходатайство о смене места заключения. Плохая — в том, что сегодня был только четверг.
73 
