9 
* * *
А глаза ее глядели в сторону железнодорожного вокзала. Женька решила уехать. Уехать куда подальше в погоне за новой самостоятельной жизнью и счастьем. И, подобно многим и многим своим сверстницам, Женька полагала, что счастье скрывается от нее в далекой и до сих пор недоступной Москве.
Денег у нее было немного, только те, что перед выходом из дому она вытрясла из старой, подаренной еще Еленой Вадимовной копилки в виде избушки на курьих ножках. Копилка была набита доверху, но мелочью — в основном пятирублевыми монетами, и сейчас, уложенные в сумку, они сильно оттягивали Женьке плечо.
И еще в этой сумке лежали паспорт и аттестат.
До вокзала она добралась пешком, всей грудью вдыхая воздух свободы. Девушка не думала и не собиралась думать о том, что будет дальше. Главное — добраться до Москвы! Стоит только сойти с электрички, как все залежи богатств сверкающей роскошью столицы сами собой лягут к Женькиным ногам — так или примерно так мнилось ей.
— Один — до Москвы! Плацкарт! На сегодня! — гордо сказала Женька высыпая перед скучно глядевшей на нее кассиршей свои «богатства». И была сильно удивлена тому, как индифферентно и совсем не глядя на нее служительница кассы принялась пересчитывать пятаки, со звоном сбрасывая их в стоящую перед ней жестянку.
— Это лишнее, — придвинула кассирша обратно несколько монет. — И паспорт давайте.
— Мне до Москвы! — на всякий случай еще раз предупредила Женька, протягивая тетке паспорт.
— Я не глухая, женщина… Возьмите. Отправление через два часа. — И на стойку перед Женькой лег выплюнутый кассовым аппаратом желтый прямоугольник.
Два часа до отправления будущая покорительница столицы провела с толком: съела четыре стаканчика мороженого, поглазела на грязные витражи зала ожидания, а потом, осененная внезапной мыслью, заглянула в окошко почтового отделения:
— Скажите, я могу дать телеграмму? В этот же город?
— Хоть в Африку, — последовал равнодушный ответ.
— Дайте бланк!
Телеграмму Женька адресовала Елене Вадимовне: «Уезжаю навсегда тчк не ищите тчк я еще вам всем покажу вскл».
Отправка этого послания съела всю сдачу от билета. На поезд она садилась с легким сердцем и таким же легким кошельком.
* * *
Вагон попался расшатанный и разбитый, с непрозрачными от грязи окнами и липкими, заклеенными вкладышами от жвачек панелями. Радужное настроение Женьки несколько померкло. Тем более что и место у нее оказалось самое худшее из возможных — возле туалета, от которого нестерпимо несло. Попутчики-пассажиры лениво посматривали осоловевшими от дороги глазами на заробевшую девушку в джинсах и накинутом поверх футболки свитере, которая несмело опустилась на нижнюю полку, прижимая к груди сумочку-рюкзачок.
— Далеко ты, дочка? — спросил дедок напротив.
— В Москву.
— К родне, что ли? Погостить?
— Нет, я так…
Посмотрев на нее повнимательнее, дед покачал головой. Крякнул и отвернулся, зашелестел газетой. Больше с Женькой никто не заговаривал.
И никто не заговорил с ней на перроне Казанского вокзала, когда, все так же прижимая к себе рюкзачок, Женька вышла из поезда и остановилась, испуганно крутя во все стороны головой с косичками. Ее поразило обилие людей, которых объединяло только одно: одинаково равнодушно-отстраненное выражение на серых лицах. Кто-то смотрел прямо сквозь Женьку, как будто она значила сама по себе не больше, чем вот та пустая сигаретная пачка, которую гонял по перрону ветер. Кто-то, особенно торопливый, пребольно толкнул ее в спину и выругался вслед. А кто-то вся время дергал ее за рукав и гнусавым, испитым голосом просил милостыни…
Совершенно потерявшись и начиная чувствовать приступ раскаяния за предпринятую авантюру, Женька брела к зданию вокзала. Двести метров, которые ей предстояли пройти, окончательно убедили Женьку в том, что она попала в самый центр какой-то ужасной клоаки, настоящий ад городских трущоб. Бомжи, проститутки самой низкой категории, цыгане, бездомные дети и животные, нищие и такие же, как она сама, приезжие, которым некуда податься, грязь вонь, мрак, безысходность… Женька чувствовала, что теряет ощущение реальности и становится героиней кошмарного сна. Вот только ничто не обещало, что она вскоре проснется.
«Это сейчас, это только временно, это до тех пор, пока не рассветет, — думала Женька, стараясь не расплакаться. — Просто сейчас почти ночь, а вечером, и особенно ночью, все кажется таким ужасным…»
9 
