66 
– Перелет. Уменьшите целик на два деления. Недолет. Увеличьте на одно. Есть! Попали!
– Батарея! Целик пять! Пятью минами! Огонь!
Первая атака захлебнулась, когда казалось, что удержать эту лавину, несущуюся на русские позиции, уже невозможно. А все началось с того, что чувствующие себя в безопасности уже практически завершившие накапливание части на левом фланге внезапно подверглись массированному артиллерийскому обстрелу. Эти минометы… Фок, конечно предполагал, что японцам придется не по вкусу подобный обстрел, но он даже не представлял, что может натворить всего лишь дюжина подобных стволов, с их невероятной скорострельностью.
Подвергнувшись внезапному и губительному обстрелу, японские офицеры погнали солдат вперед, но даже таким образом выскочить из-под огня у них никак не получалось. Стрельба минометов своевременно корректировалась, и разрывы мин сопровождали атакующие цепи. Затем был кинжальный огонь пулеметов. Только увидев своими глазами, что могут сделать эти погремушки, к которым у него было весьма сомнительное отношение, он наконец осознал, что это за оружие. Понятно, что ему были известны результаты массового применения пулеметов, но одно дело знать, другое – видеть, как под непрерывный стрекот выкашиваются солдаты противника, словно колосья пшеницы под косой крестьянина во время жатвы. В настоящий момент на позициях было не двадцать пулеметов, как планировалось Кондратенко, а сорок. Дополнительные двадцать пулеметчиков были сняты с бронепоездов, в настоящее время располагавшихся за холмами, на временной ветке железной дороги, и ведущих огонь на подавление батарей противника. Плотность огня была такой, что наступающая пехота словно нарвалась на какую-то непреодолимую стену, не имея возможности перейти незримую грань буквально в полусотне саженей от русских траншей.
Но упорства и ярости японским солдатам было не занимать. Несмотря на страшную картину, представшую перед ним – не каждому дано вот так хладнокровно смотреть на то, как люди гибнут буквально сотнями, – Фок не мог не восхититься мужеством японской пехоты. Эти маленькие азиаты имели поистине большое и храброе сердце, если могли вот так, влобовую, идти на пулеметы. Если, несмотря на непрерывный огонь, все же сумели преодолеть ту незримую линию, проведенную русским оружием.
Но всему есть предел, настал он и для этих храбрецов, устремившихся в беспримерную атаку. Трудно сохранять упорство, когда видишь падающих вокруг товарищей, когда тех, кто еще стоит на ногах и продолжает атаку, становится все меньше и меньше, когда вокруг тебя с омерзительным и завораживающим свистом проносятся пули, эти свинцовые вестники смерти. На левом фланге противник начал откатываться.
На правом – японцы приблизились вплотную, даже несмотря на ураганный огонь. Когда до русских окопов оставалось не больше тридцати шагов, когда оставался последний рывок и можно было ворваться на позиции врага, чтобы рвать его на части, в ряды наступающих полетели гранаты. Несмотря на то что это оружие было весьма ограниченным, всего концерн успел произвести и поставить в армию не более двадцати тысяч гранат, в этом сборном отряде на перешейке было больше четырех тысяч единиц этой новинки. Пущенные прицельно, с расстояния не более тридцати шагов, с радиусом поражения до двухсот метров, они были куда более губительными, чем даже шрапнель. Любому мужеству есть предел…
На такое Фок не рассчитывал и в самых смелых предположениях. Потери японцев были прямо-таки катастрофическими. Полоса перед позициями была буквально усеяна трупами и ранеными. Что с потерями русских рот, пока было непонятно, но, судя по интенсивности стрельбы, до критической отметки они еще не дошли. Было видно, как санитары выносят по ходам сообщения раненых, которых сносили не в блиндажи, а уносили дальше. В промежутке между двумя бронепоездами пристроились два состава, на которых и планировалась эвакуация. Сами подвижные батареи должны были выполнять роль прикрытия – им предписывалось отсечь наседающую пехоту противника при отступлении добровольцев.
– Ваше превосходительство, может, пора оставить позиции, пока японцы откатились? Результат уже превзошел наши ожидания, а если мы начнем отход под давлением противника, то потери намного превзойдут те, что мы имеем сейчас.
Фок взглянул на полковника Третьякова, который вызвался руководить обороной уже ставшей ему привычной позиции еще до того, как узнал, что вместе с ним здесь будет и командир дивизии. Нет, страха нет, он просто предлагает то, что считает разумным. Небезосновательно считает. Уничтожить лишнюю тысячу солдат противника, имея все шансы потерять до трети бойцов сейчас находящихся здесь, – для гарнизона Квантуна это была неравнозначное соотношение. Для самого Фока неравнозначное. Эти две тысячи пошли добровольцами – считай, пошли за ним, поверили в него. Таких людей нужно беречь. Но как быть? Если начать отвод частей, то Ноги что-то заподозрит и, разумеется, поймет, что вторая линия более укреплена, чем эта. Тогда рассчитывать на то, что японская пехота попадет в устроенную засаду, не приходится.
66 
