Обо всем этом Глок узнал только сейчас, спустя трое суток после того, как пикта, в которой он служил, наконец смогла сломить сопротивление этих людишек и все же овладеть крепостью. Подумать только, неполные три сотни людей продержались почти трое суток против четырех тысяч орков, а ведь здесь были не дикие степняки, а регулярная армия Закурта. Конечно, здесь не было осадной артиллерии, применялись только полевые катапульты, но для этих глинобитных стен и этого должно было хватить с лихвой. О потерях говорить вообще не хотелось. Пал и его добрый друг, с которым он прошел не одну кампанию. О том, что Брон так и не выплатил ему проигрыш, думать не хотелось – хотелось просто разорвать каждого из оставшихся в живых. Только тридцать пять израненных защитников крепости смогли захватить орки. Люди сражались с отчаянием загнанного в угол зверя, даже не помышляя о сдаче. С таким отчаянным сопротивлением он сталкивался нечасто. Если каждая их крепостца будет обходиться армии Закурта такими же потерями, то победа достанется очень дорогой ценой.
Голова раскалывалась от нестерпимой боли, но боль означала то, что он все еще жив. Жив. А к чему ему жить, если все его люди пали? Сэр Бард прекрасно помнил, что в пролом, который все же пробили легкие орочьи катапульты, хлынула волна врагов. На этот раз противник приближался особенно медленно, плотно прикрывшись щитами, словно черепаха панцирем. Успев на своей шкуре испытать меткость лучников гарнизона, орки были куда более аккуратны.
Сэр Бард собрал у пролома основные силы сильно подточенного гарнизона. Выжить у него не было никакой надежды – было только острое желание продать свою жизнь за как можно более дорогую цену. Но в душе все же засела обида. Обида на то, что своим стойким сопротивлением он никак не мог помочь ни королевству, ни людям вообще, потому что лишь малая часть несметного полчища задержалась у стен его крепости, остальные просто проследовали мимо. Оставались голуби, которых он выпустил одной большой стаей в надежде на то, что ловчие соколы степняков просто не успеют угнаться за всеми птицами, несущими тревожную весть. Но это все было уже в прошлом, а тогда он готовился к последней схватке в своей долгой воинской жизни. Но, как видно, не судьба.
Глухо застонав, он открыл единственный глаз – левый Бард потерял еще во время второго штурма, а единственный правый заплыл кровоподтеком настолько, что его небесно-голубого цвета уже нельзя было рассмотреть. Русые волосы были спутаны и сбиты в колтуны уже спекшейся кровью. Сквозь пелену он сумел разглядеть, что поблизости маячит высокая фигура орка. Заметив, что человек пришел в себя, вражеский солдат, именно солдат, а не воин, ухватил его за волосы и поволок за собой. Боли комендант не почувствовал – вероятно, ее заглушали другие, более болезненные ощущения.
Путь был недолгим, и вскоре сэра Барда бросили у ног еще одного орка, после чего последовал доклад на рычаще-лающем языке, абсолютно непонятном рыцарю, но то, что это доклад, ухо большую часть прослужившего в армии человека уловило безошибочно.
– Господин цербен, вот этот человек и есть их командир.
– Это точно?
– Да, господин цербен. Я лично видел, как он командовал, когда мы штурмовали пролом, он же и цербена Брона сразил. Доспехи с него уже потом стянули – хорошие были доспехи, офицерские.
– Подними его.
Тело охватила резкая боль, голову прострелило так, словно по ней только что ударили тяжелой дубинкой, хотя его никто не бил, в глазах поплыли разноцветные круги, причем их было так много, что из-за их мельтешения сэр Бард ничего не видел. Но совсем скоро острая боль сменилась пульсирующей, которая была так же сильна, но тем не менее количество кругов значительно уменьшилось и он сумел рассмотреть стоящего перед ним орка.
Высокий, крепкий даже для орка, на морде множество мелких шрамов, самый большой слева на подбородке – вероятно, от меча, так как заметно, что треть клыка срезана как раз по направлению шрама. Не иначе как кто-то в свое время дал маху, ну и пожалел об этом, потому как в орке угадывался ветеран, прошедший горнило не одной схватки.
Глок внимательно посмотрел на стоящего перед ним человека. Серьезно раненный, не способный самостоятельно стоять на своих ногах, с раненой правой рукой, повисшей плетью, и потому поддерживаемый под руки двумя воинами из цербы Брона.
Один глаз отсутствует, пустая глазница упрятана под окровавленной повязкой с уже давно иссохшей почерневшей кровью, а значит, он был ранен еще до последней схватки у пролома, но даже в таком состоянии сумел не только руководить своими людьми, а повести их в последний бой и даже сразить Брона. Единственный глаз смотрел на него, источая ненависть, но не только. В это невозможно было поверить, но этот иссеченный кусок мяса словно примеривался к нему, чтобы нанести смертельный удар.