Вечер опустился, окутывая землю сумраком. В святой обители шла вечерняя служба. Под покровом сумерек я прокрался к окну Дианы. Она, стоя на коленях, молилась, и я не посмел мешать ей. Глядя на нее сквозь закрытое окно, я невольно любовался ее обликом, таким чистым и невинным, что казалось, сам ангел спустился с небес и творит молитву, преклонив колени.
Когда служба окончилась и монахини разошлись по своим кельям, я осторожно попытался открыть окно. Но оно было заперто. Диана, услышав шорох, не поднимая глаз, прижалась к стене возле окна. Ее сердце испуганной птичкой билось в груди.
— Мишель, прошу вас, ради Бога, уходите! – воскликнула она, – вы не должны быть здесь! Заклинаю: пощадите меня и себя, не мучайте, мне и так трудно бороться с любовью к вам. Я не могу забыть вас, а вы своим приходом только терзаете меня. Молю вас. – Ее голос стих.
В мыслях Диана просила у Господа сил, чтобы удержаться и не броситься к окну.
Я молчал, не в силах уйти и не решаясь заговорить с нею. Я знал, что отныне только издали смогу смотреть на нее. Как бы больно мне ни было, я не посмею еще раз вмешаться и опять разрушить ее жизнь. С этих пор я каждую ночь проводил у ее окна, но ни разу не раскрыл себя.
Глава 5
Я сидел у лесного ручья. Сейчас, в начале лета, в лесу было хорошо, и я подолгу не бывал в замке. Солнце просвечивало сквозь листву, и она отбрасывала тень кружевной накидкой на небольшую полянку. Пение птиц успокаивало, и если бы я мог спать, непременно уснул бы под их беззаботный щебет.
Диана поправлялась: лето с его теплом принесло облегчение. Она догадывалась о моем присутствии, хотя и не подавала вида. А я по–прежнему не обнаруживал себя, стараясь не тревожить ее.
Я услышал приближение Тибальда задолго до того, как он показался из–за деревьев. Он был сильно встревожен и искал меня. Выйдя ему навстречу, я встал так, чтобы он увидел меня, и, помахав рукой, вернулся к ручью.
— Что случилось, Тибо? Кто–то заболел? – спросил я, потому что в мыслях он только раздумывал о том, как удачно нашел меня, приехав сразу на это место, так как у нас было несколько условных мест для встреч.
— Слава Богу, вы здесь! Нет, все живы, здоровы. Но у нас, похоже, неприятности, – воскликнул Тибо.
— В чем дело? Садись, рассказывай.
Тибальд, соскочил с лошади, рвущейся от меня прочь, и, привязав ее к дальнему дереву, сел рядом.
— Вчера, поздно вечером, к маркизу де Морелю кто–то приезжал. Я сам не видел: Пен провел его в библиотеку. Их разговор был недолог, но мессир Антуан, сильно расстроенный, утром отправил гонца к вашему брату графу Раулю де Морелю в Версаль. А гость–то даже на ночь не остался, сразу уехал.
Я всегда, благодаря Тибо, находился в курсе всех домашних дел. Меня взволновали новости, привезенные им. Нечасто приезжают незнакомцы по ночам, а если приезжают, то зачастую привозят плохие вести. В наше время плохие новости не так уж редки. Голод, разразившийся в прошлом году, еще давал о себе знать: целые банды голодных людей шастали по окрестностям, нападали на беззащитных крестьян. Возможно, ночной посетитель привез указ о новых налогах или что–то еще. Во всяком случае, этот визит меня очень встревожил. Если произойдет беда, я хотел бы быть рядом с родными. Я не буду сидеть в стороне, ничего не предпринимая.
— Рауль должен приехать завтра к вечеру, – сказал я, – я буду в замке утром, посижу в башне. Если буду нужен, позовешь меня, просто произнеси мысленно мое имя, я услышу и спущусь к себе в комнату. Проследи, чтобы никто не зашел в нее.
Проведя ночь у окна Дианы, на рассвете я пробрался в башню. В замке еще спали. Ночью была сильная гроза, шел дождь, и я промок. Хотя я никогда не чувствовал холода, мне все равно нужно было переодеться. В углу, в небольшом сундуке, лежали мои вещи, приготовленные Тибальдом на такой случай. Переодевшись, я уселся на соломенную подстилку, которую натаскал еще в прошлый раз, когда приходил домой.
Почти год прошел со дня моего перевоплощения, а я все не могу смириться со своим положением. Мне очень не хватает обычной, человеческой жизни, с ее заботами, радостями и печалями. Очень грустно и обидно смотреть на эту жизнь, спрятавшись, издали, как прокаженному. Вот и теперь: я нужен родным, а мне приходится таиться.
К двенадцати часам на подъездной дороге, прямой стрелой уходящей вдаль и обозначенной с двух сторон старыми кленами, показалась карета моего деда Флавьена де Мореля. Это насторожило меня еще больше. Похоже, собирался «Большой Совет», что говорило о важности произошедшей накануне встречи. Деда на семейные советы вызывали крайне редко: только по очень важным делам, касающимся всех членов нашего многочисленного рода, всех де Морелей.